Восстановительная юстиция. Восстановительное правосудие

Идеи восстановительного правосудия начинают занимать подобающее место в отечественной правовой литературе. И хотя они вызывают неоднозначную реакцию в юридическом сообществе (у одних - полное отвержение как утопии, у других - умеренную оценку типа "это хорошо, но не в наших условиях", у третьих - принятие), сегодня можно констатировать, что в среде как ученых, так и практиков началось их интенсивное освоение, включение в научную проблематику и деятельность по реформированию правосудия1.

Восстановительное правосудие (ВП) не представляет собой ни особую юрисдикцию, ни отрасль права, ни "особое производство". Это направление развития уголовного правосудия, которое стало оформляться в 80-е годы XX в. и существует как 1) мировоззренческая позиция (постепенно преобразующаяся в теоретическую концепцию), 2) становящаяся практика (в ряде стран обеспеченная соответствующим законодательством) и 3) мировое движение. Эти ипостаси существования ВП можно объединить в понятие подхода. Подход соорганизует в определенное единство ценности, формы мышления и способы деятельности и обретает свое специфическое содержание в ряду других подходов, задающих определенность в решении той или иной задачи. Восстановительный подход в контексте правосудия (или восстановительное правосудие) задает собственное видение целей и способов их достижения в решении вечной задачи - ответа общества на преступления (правонарушения).

В параграфе будут рассмотрены основания и сущность этого подхода, мировые тенденции, а также условия его реализации в России.

Способы реагирования на преступление: современные парадигмы правосудия. Как показывают криминологические исследования, темпы прироста преступности в мире опережают темпы прироста народонаселения; предполагается, что та же тенденция сохранится в будущем, человечество попало в "криминальный капкан"1. Особенно высок рост корыстной преступности, а также детской, подростковой и молодежной делинквентности, непомерно возросла и усилилась организованная и коррупционная преступность2. Такой неутешительный прогноз вынуждает политиков, общественных деятелей, криминологов, специалистов по уголовному праву и процессу, а также других отраслей права интенсифицировать поиски в определении путей ответа на столь страшную угрозу.

Эти поиски зажаты двумя ценностными пределами: необходимостью, с одной стороны, ужесточения борьбы с преступностью (более предпочтительным считается выражение "контроль над преступностью"), с другой - усиления защиты прав человека3. "Чувствительность" демократических сил в постсоциалистических странах к вопросам наведения порядка4 вполне понятна. Исследования показывают, что тоталитарные режимы довольно успешно справляются с традиционной преступностью (мы выносим за скобки противоправность самих этих режимов), поскольку такая цель гораздо легче достигается при игнорировании ценности прав человека.

Нахождение баланса, позволяющего успешно защищать общество от преступлений, не нарушая одновременно прав человека, - вот проблема, которая стоит во главе угла1.

Другой аспект проблемы - защита жертв преступлений. В логике "борьбы с преступностью" жертва нередко используется как средство уголовного преследования и подвергается вторичной виктимизации, уже со стороны официальных органов, не получая реального удовлетворения потребностей, возникших в результате преступления. Помимо материальных лишений жертва испытывает специфические переживания, глубина которых подчас не зависит от правовой оценки тяжести преступления: ощущение уязвимости, не свойственная прежде подозрительность, самообвинение, невозможность выразить чувства, которые ее переполняют, ухудшение отношений с окружающими, которые ее "не понимают", неразрешимые вопросы ("почему я?", "имел ли преступник что-нибудь лично против меня?" и пр.)2. Несмотря на различие в процессуальном статусе пострадавшего (у нас, как известно, в отличие, к примеру, от США, пострадавший получает процессуальный статус потерпевшего, в связи с чем наделяется рядом прав), его реальное положение в разных национальных правовых системах более или менее идентично. В российском процессе потерпевший обладает совокупностью процессуальных возможностей: заявлять отводы, ходатайства, предъявлять доказательства и пр., "но фактически лишен квалифицированной юридической, психологической и материальной помощи со стороны государства"3. Государство использует потерпевшего в целях уголовного преследования, мало заботясь об удовлетворении его нужд4.

Еще один аксиологический аспект: негативные последствия реагирования на преступления не должны превышать вреда, причиненного самим преступлением, общество не может быть индифферентным к тем средствам, которые применяются для его защиты5. Наказание есть намеренное причинение боли (Н. Кристи).

И как бы мы ни прикрывались "словесным щитом" (заметим, из нашего Уголовного кодекса ушло понятие кары, а вместо него появилось "восстановление социальной справедливости" - ч. 2 ст. 43 УК РФ.), суть наказания не меняется. "Будучи личным страданием, причиняемым виновному за учиненное им деяние, наказание должно быть организовано так, чтобы оно служило или могло служить тем целям, которые преследует государство, наказывая"1. Моральное самоопределение заставляет нас задавать вопрос, нельзя ли достичь тех же целей другими способами, и, с другой стороны, - правильно ли мы формулируем сами цели?2

Карательный характер ответа государства на преступления повышает "суммарную агрессивность" общества и приводит в конечном счете к расширенному воспроизводству преступности. А это, в свою очередь, снижает прагматический потенциал наказания (четвертый аспект проблемы). Здесь можно выделить две составляющие: экономическую и социальную. Первая состоит в том, что содержание армии заключенных и надзирателей ложится на общество тяжким бременем. Общество готово нести его, если затраты приводят к желаемым результатам: защите общества, исправлению и ресоциализации осужденных, действительному восстановлению социальной справедливости. Однако репрессии не защищают общество, а подвергают его еще большей потенциальной угрозе (социальный аспект). Даже если нас переполняет чувство мести или страха, мы должны помнить, что те, кто сегодня за решеткой, завтра снова окажутся рядом с нами. Такие цели наказания, как исправление осужденного и предупреждение совершения новых преступлений (ч. 2 ст. 43 УК РФ), оказываются по большей части декларативными. Места лишения свободы изолируют лиц, совершивших преступление, но мало у кого из нас сохранились иллюзии, что происходящие там процессы можно назвать исправлением. Там окончательно разрушаются способности осужденного к социальной адаптации, к жизни в нормальном обществе, теряются социальные связи3, атрофируются элементарные социальные и трудовые навыки1, чувство ответственности за себя и близких, культивируется рецидивная преступность. Чем лучше осужденный приспособится к тюремной жизни, тем сложнее ему на свободе. Вряд ли можно всерьез говорить о том, что наказание способствует формированию чувства ответственности за преступление, - оказавшись в тюрьме вместе с другими изгоями, выброшенными из общества, осужденные больше склонны к самооправданию. При отсутствии реабилитационных программ, а часто и семейной поддержки освободившемуся из мест лишения свободы порой ничего не остается, как совершить новое преступление и вернуться в привычную среду. По поводу же общей превенции, в соответствии с которой подсудимый является лишь "поводом для благотворного воздействия на массы", приведем из лекций Таганцева ставший, как он пишет, почти юридической поговоркой ответ одного английского судьи вору, приговоренному им к смертной казни за кражу лошади. Когда вор заявил, что наказание слишком жестоко и несоразмерно, тот ответил: "Не потому ты будешь повешен, что украл лошадь, а для того, чтобы не крали других лошадей"2. Как показывает анализ норм УК РФ, проведенный И. Л. Петрухиным, в нем превалируют цели наказания, связанные с общей превенцией3.

Осознание неэффективности и ценностной уязвимости карательного реагирования на преступления приводит к тому, что несмотря на рост преступности магистральной тенденцией в уголовной политике многих стран становятся смягчение наказаний, снижение числа заключенных и ресоциализация лиц, нарушивших закон. Эти тенденции поддерживаются решениями последних конгрессов ООН4. Для России, которая занимает одно из первых мест в мире по относительной численности тюремного населения5, составляющего в общей сложности около миллиона граждан, вопрос снижения числа заключенных является чрезвычайно актуальным.

Стратегии в развитии уголовного правосудия связаны с поиском более эффективных форм реагирования на преступления, более высоких стандартов справедливости и человечности. И поиск "новых мер" сопровождается появлением новых процедур. Условно здесь можно выделить две противоположные тенденции. С одной стороны, по мере усложнения правовой организации жизни, развития юриспруденции и юридической техники сама эта деятельность становится все более профессионализированной, изощренной и дистанцированной от обыденного правопонимания и "простых" способов разрешения межчеловеческих конфликтов. Назначение правосудия определяется общественными ожиданиями справедливости, совершенствование юридических конструкций является ответом на эти требования.

Но именно наличие множества представлений о справедливости обусловливает разнонаправленность векторов развития. Правовые конструкции имеют дело с типическими объектами, ситуации и субъекты правоотношений выделяются по совокупности определенных признаков, но всегда остаются абстрактными. В этом сила права, но в то же время право "как формальное равенство" фактически неравных индивидов1 приходит в противоречие с субъективными формами осознания справедливости. Да и сам закон, применяемый судом, выражает не только право, но и прагматические ориентации законодателя и отнюдь не всегда является правовым. А. В. Смирнов в исследовании, посвященном типам и историческим формам уголовного процесса, ссылаясь на профессора из Голландии Г. Бианки, пишет: "Законодательный способ регулирования разрешения конфликтов, основанный на априорном представлении о том, что государственные нормы полностью соответствуют интересам всех членов общества, на деле не обеспечивает подлинной справедливости, ибо не учитывает индивидуальных различий. Результатом является отчуждение граждан, недоверие к закону и государственному правосудию, то есть аномия (фактическое отсутствие закона) и неспособность права выполнять свои функции. Ей должна быть противопоставлена эйномия, то есть система, при которой индивиды, при минимальном вмешательстве государства, могут сами создавать право и разрешать свои конфликты"2. "Стремление к справедливости, - говорит другой автор, один из лидеров и теоретиков ВП X . Зер, - принадлежит к основным потребностям человека... Богиня с завязанными глазами и с весами в руках прекрасно олицетворяет современную парадигму, безличную и ориентированную на процедуру. Какова наша альтернатива?"3 Одновременно с формализацией процесса в последние десятилетия складывается и противоположная тенденция - формирование альтернативных практик разрешения правовых конфликтов. Ряд криминологов все настойчивее говорят не только об альтернативах лишению свободы, но - более радикально - о "кризисе наказания" как такового, о необходимости поиска альтернатив уголовной юстиции вообще. В обществе всегда будут те, кто отказывается (по разным причинам) подчиняться общепринятым нормам. Поэтому проблема состоит не в искоренении преступности, а в нахождении адекватных ответов на это явление, которые соответствовали бы моральным ценностям и здравому смыслу общества. Так что проблема преступности - это проблема способов реагирования на преступления.

"Криминологическая критика уголовного права" позволила осуществить принципиальный поворот мышления: в фокусе анализа оказалась не преступность как таковая, а способы реагирования на нее1. Карательная парадигма тоже рассматривает отношения преступления и наказания: в ответ на рост преступности предлагается усиление уголовной репрессии; это "реактивная" логика. Но есть и другая логика, существенную роль в формировании которой сыграла, в частности, теория стигматизации, или ярлыков2: не только (и даже не столько) первичное отклоняющееся поведение, но и способ реагирования общества на такое поведение толкают человека (особенно молодого) в криминальную среду. Как показано в ряде исследований, около 90 % законопослушных граждан хотя бы раз в жизни совершали запрещенные уголовным законом деяния3. Понятие латентной преступности означает, что лишь часть совершенных преступлений попадает в каналы официальной регистрации. И это не только негативное явление, но и благо. Официальное осуждение нарушителя становится актом социального клеймения. Клеймо ставится на человеке, а не на его поступке, и отныне отношение к нему общества определяется этим знаком позора. Следствием становится "вторичное отклонение" как результат реакции индивида на такое отношение окружающих: принятие и освоение им социальной роли отверженного и вхождение в криминальную среду, где он становится "своим". Особенно опасны последствия стигматизации для юного нарушителя, когда еще не завершены процессы взросления, личностной и социальной идентификации, когда идет интенсивный поиск своей социальной роли и образцов для подражания.

Критической криминологией фактически пересмотрены границы элементарной единицы в анализе преступности. Такой неделимой целостностью становится "преступление и наказание". И ключевая роль в анализе этой единицы отводится системному, а не "причинному" мышлению.

Обе эти системы (преступление и наказание) конституируют более сложную систему (полисистему) -уголовную юстицию, т.е. выступают как неотъемлемые ее компоненты, без какой-либо из них целое существовать не может. Но если в социологическом (не юридическом)1 смысле преступность все же может существовать и без уголовной юстиции и является достаточно самостоятельной, то нет уголовной юстиции вне отношения к преступности. Отношение это является внутренним для нее, и несмотря на то, что морфологически преступность - "другая система", структурно-функционально она принадлежит уголовной юстиции, последняя без нее не существует2. В этом смысле уголовной юстиции, по остроумному замечанию гамбургского профессора К. Сесара, "нужны не только наказания, потому что есть преступления, но нужны и преступления, потому что есть наказания"3. И дальше: "Судья и вор - взаимно поддерживающие опоры в закрытой в себе системе с преступлением и наказанием в качестве неотъемлемых частей для ее поддержания и развития. Поэтому программам и механизмам без карательных черт оставлено в данной системе немного места. Представляется, что сделанные замечания демонстрируют тот факт, что модель "преступление и наказание" отражает не столько нужды и интересы общества, сколько интересы системы уголовной юстиции"4.

Чтобы понять этот "скандальный" тезис, воспользуемся категориальными средствами анализа деятельности5. Во-первых, анализируя любую систему деятельности, необходимо различать ее происхождение и функционирование. Происхождение подчинено потребностям объемлющих систем, которые конституируют назначение данной деятельности (или ее основную функцию в обществе). (Как известно, уголовное право возникло, чтобы защитить своими специфическими средствами личность, общество и государство от преступных посягательств)1. Дальше деятельностное новообразование начинает функционировать и, становясь структурным элементом социума, жить по законам социальных систем. Любая социально организованная система деятельности стремится к самосохранению, благодаря чему "перерабатывает" все нововведения таким образом, чтобы укрепить собственное существование2. Ибо базовым процессом в деятельности является воспроизводство. Существо этого процесса состоит в сохранении способа с течением времени, со сменой участников деятельности и в меняющихся социальных ситуациях. Способом деятельности называется "то, что фиксируется в нормах, когда они предназначены специально для воспроизводства и трансляции деятельности... Именно способ сообщает деятельности определенность..."3. Способом деятельности уголовной юстиции является наказание. Поэтому внутри уголовной юстиции проблема преступности (т.е. смена способов реагирования) неразрешима. Нужна альтернатива.

Идея альтернативы ярко выражена в работе Н. Кристи "Конфликты как собственность"4: государство в лице юристов-профессионалов "монополизировало" конфликты; участники конфликтов отчуждены от процессов их разрешения, и тем самым в обществе атрофируются важнейшие социальные функции. Конфликты должны быть "возвращены" населению. Речь идет о "выходе из системы" уголовной юстиции, усилении роли неформального социального контроля. Концепция австралийского криминолога Дж. Брейтуэйта указывает на базовый социально-психологический механизм действенности социального контроля над человеческим поведением - это чувство стыда. Фактически разворачивая теорию ярлыков, Дж. Брейтуэйт ввел понятия "клеймящего" и "воссоединяющего" стыда5. В его концепции подчеркивается позитивный потенциал неофициальных методов социального контроля, к примеру общественного порицания, упрека со стороны родных, которые вызывают чувство стыда как необходимого момента в саморегуляции человеческого поведения - но такой стыд не отвергает индивида, а интегрирует его в социальную общность, воссоединяет, в отличие от клеймящей процедуры официального правосудия.

Идея альтернативы в реагировании на преступления является уже не только критической, но и конструктивной, поскольку предлагает определенный способ реализации некарательного подхода, существо которого состоит в примирении сторон, организуемом в рамках процедуры посредничества1. Этот способ восходит к общинным формам решения конфликта, направленным на достижение соглашения2. Однако вряд ли стоит высокомерно считать его архаичным - сегодня в самых разных странах люди почувствовали потребность в том, чтобы потеснить государство в его монополии на конфликты, поняли необходимость изменений. В этом "секрет" столь стремительного распространения в мире идеи и практических форм альтернативной юстиции. Последние, конечно же, не тождественны древним механизмам разрешения конфликтов - мы живем в другом обществе: в обществе мегаполисов, где господствует разделение труда, индивидуализм и взаимное отчуждение, практически отсутствуют местные сообщества, а следовательно, суровое наказание не нарушает жизненного уклада социальных групп; в обществе с развитыми правовыми институтами и обилием юристов-профессионалов. Идея альтернативы не возвращает нас назад, но побуждает к конструированию современных форм воплощения старых (вечных) идеалов справедливости.

Альтернативные формы (переговоры, посредничество, арбитраж) нашли широкое применение в разрешении хозяйственных, гражданских, трудовых, административных споров3. Коснулась эта тенденция и уголовного правосудия. Альтернативные формы реагирования на преступления складывались под влиянием множества социальных и культурных факторов: социальных движений 60-х годов (борьба за сокращение численности тюремного населения и альтернативные наказания, за нормальные условия содержания в тюрьмах, за права жертв, за гражданские права национальных меньшинств, в том числе в уголовном правосудии); философских и религиозных миротворческих концепций, научных исследований и теорий. Кроме того, важную роль сыграли разного рода программы и экспериментальные практики в области реагирования на правонарушения1. В начале и середине 70-х годов, пишут К. Дали и Р. Иммарижеон, когда в Канаде и США начали появляться первые программы примирения жертв и правонарушителей, еще не было термина "восстановительное правосудие"2. Он появился позже, в 80-х годах, в работах, осмысляющих новый опыт, в частности в трудах участника разработки первой программы примирения жертв и преступников в США (конец 70-х годов) X . Зера. И. Айртсен, председатель Европейского форума программ посредничества между жертвой и правонарушителем и восстановительной юстиции, обращает внимание на то, что термин restorative justice п pu ш e л на Европейский континент недавно, но философия альтернативного уголовного правосудия складывалась в Европе примерно с конца 60-х годов XX в. И североамериканские инициативы во многом "несли на себе четкий след влияния теоретических трудов европейских ученых"3. В 1989 г. Законом о детях, молодежи и их семьях в Новой Зеландии фактически была создана первая в мире юридическая система восстановительного правосудия, в основание которой положены местные обычаи разрешения конфликтов4. Для этого созрели важные внутренние предпосылки, но в то время там еще ничего не было известно о теории восстановительного правосудия. В конце концов все эти направления начали составлять то, что сегодня относят к ВП.

В восстановительном подходе обобщены различные критические позиции относительно современного правосудия и выработан альтернативный понятийный аппарат, который положен в основание способа. Прежде всего, переопределяется само понятие преступления: это есть в первую очередь насилие, обида, нанесенные другому человеку, а не выпад против государства. Преступление наносит вред конкретному человеку или определенной социальной группе (общности), а потому порождает обязательства по его заглаживанию - именно так трактуется понятие ответственности. Отсюда меняется цель правосудия: не наказание, а восстановление - исцеление, примирение и возмещение ущерба. Восстановление здесь понимается не формально-юридически как восстановление нарушенного абстрактного правопорядка и ущемленных прав жертвы путем возмездия (при полном фактическом равнодушии к ее драме и нуждам), но в социально-антропологической рамке -как исцеление жертвы, возмещение причиненного преступлением вреда, деятельное искупление вины преступником, взятие им на себя ответственности за возмещение причиненного ущерба, восстановление нарушенных отношений в социальной общности. Основными действующими лицами процесса становятся сами участники события - правонарушитель и жертва, важнейший принцип восстановительного правосудия -уполномочивание сторон.

Пожалуй, главное для понимания восстановительного подхода состоит в содержании понятия ответственности: не попустительство и всепрощение, но точно так же и не возмездие. Примирение проводится только в том случае, если правонарушитель признается в совершенном деянии и готов загладить причиненный вред. Обидчик, который берет на себя ответственность, становится уже не пассивным объектом, претерпевающим государственное принуждение, а активным субъектом подлинной ответственности. В ВП ставится во главу угла вовсе не декриминализация (это другая тема), а способ ответа именно на криминальные деяния. "Необходимо признать, - пишет Дж. Брейтуэйт, - что уголовно-правовые нормы суть нравственные и ценностные установки значительно преобладающего большинства граждан... В современных индустриальных обществах существует единство мнений относительно правильности законов, направленных на охрану нашей личности и собственности"1. Единство касается, в первую очередь, того, что "насильственно-хищнические" преступления подлежат осуждению. С уголовным правом восстановительное правосудие расходится дальше -в способах реагирования.

Итак, восстановительное правосудие - это в первую очередь другой взгляд, другая философия ответа общества на преступления, "другая парадигма".

Понятие парадигмы введено Т. Куном для анализа науки и процессов ее развития, которые он связывает со сменой парадигм2. Парадигма включает онтологию (картину мира), методологию, способы (образцы) решения задач, ценности. Это понятие использовано Зером в упомянутой книге (на английском языке - " Changing Lenses ", что буквально означает "Меняя линзы") в более широком контексте: парадигма как способ видения реальности детерминирует наше восприятие как природного, так и социального мира, что, в свою очередь, определяет способ деятельности. Парадигмы, пишет Зер, "дают нам линзы, через которые мы смотрим на явления. Они указывают пути решения проблем... Парадигмы являются особым способом конструирования реальности, и "карательное правосудие" есть лишь одна из таких конструкций"1. Но коль скоро это так, возможны и другие конструкции, другие способы.

Парадигма - не просто одна из множества теорий, это признанное сообществом представление о мире, предлагающее определенную модель постановки проблем и их решений. Сегодня восстановительный подход - в каком-то смысле потенциальная парадигма. "Парадигма... возникает тогда, когда есть четко сформулированная теория в сочетании с последовательной "грамматикой" и способами реализации, а также некоторая степень единодушия. В задачи парадигмы не входит решение всех проблем, но она должна решить самые насущные и указать направление движения. Сомневаюсь, что мы уже к этому пришли... Мы можем прибегнуть к помощи новых линз, даже если они и не представляют собой законченной парадигмы. Новое видение может стать ориентиром, указывающим направление, в котором следует двигаться, экспериментируя и открывая новые горизонты.

В этом поиске нам предстоит сформировать понимание того, какими должны быть нормы; мы не стремимся охватить все ситуации, речь идет именно о стандарте, а не о том, как действовать в каждом конкретном случае. При использовании карательных линз в поле зрения попадают необычные, экстраординарные случаи, а процедуры, необходимые для решения таких дел, стали нормой и для "обычных" дел. Действительно, некоторые преступники настолько опасны от рождения, что их необходимо как-то обуздать; и кто-то должен принять соответствующие меры, руководствуясь особыми правилами. Некоторые преступления настолько ужасны, что требуют исключительных решений. Но не этими, особыми, ситуациями должны определяться нормы. Поэтому, в первую очередь, нам следует установить содержание понятия преступления и то, каким должен быть ответ на него, учитывая при этом и возможность исключений из правил. Таким образом, пока преждевременно замахиваться на охват всего спектра реальных ситуаций, скорее, следует подумать о том, что должно стать нормой"2.

Обратимся к исторически недавнему прошлому, когда тюрьма рассматривалась как рациональное наказание, способное обеспечить соразмерность ответа на преступление. Можно считать, что в правосудии конца XIX - начала XX вв. относительно определенного класса ситуаций произошла смена парадигмы - с созданием ювенальной юстиции (поскольку произошла радикальная смена способа). У ее истоков стоял тот же вопрос - об адекватности способов реагирования "природе" объекта и общественным ценностям. Преступное поведение стало рассматриваться как последствие неблагоприятной социальной среды, детский возраст указывал на несформированность личности и необходимость воспитания; в результате правонарушающее поведение несовершеннолетних было изъято из категории уголовных преступлений и стало трактоваться как отклоняющееся поведение1. Соответственно способом реагирования стали воспитание (перевоспитание), реабилитация. Суд взял на себя не свойственную прежде функцию - социализации детей с отклоняющимся поведением2. В этом радикальное отличие ювенальной юстиции (по истории возникновения и по понятию) от уголовной - не послабление уголовных санкций в силу возраста, а отказ от них вовсе и переход к реабилитационной модели реагирования. Эту модель Г. Бэйзмор назвал первой парадигмой ювенальной юстиции. Задача реабилитации получила, как он пишет, "медицинскую" интерпретацию, согласно которой преступное поведение рассматривается как симптом скрытых нарушений и психологических проблем3. Отсюда формой реагирования на правонарушающее поведение подростка стали реабилитационные и психотерапевтические программы, где правонарушитель оказывался пассивным получателем подобных услуг. Тем самым реабилитационный подход (или подход "индивидуализации обращения")4, отрицая наказание, фактически не берет на себя функции порицания за противоправные деяния и игнорирует проблемы безопасности общества в связи с подростковой преступностью, что, по мнению многих, выгодно лишь преступникам. Естественно, в конце концов последовала реакция: в 60-70-е годы в США ювенальная юстиция стала подвергаться резкой критике, и возник своего рода откат к карательной парадигме в реагировании на преступления несовершеннолетних. "Усиливающееся разочарование в реабилитационной доктрине и страх перед ростом подростковой преступности с применением насилия побудили многие штаты принять законы, облегчающие передачу несовершеннолетних преступников в уголовный суд для взрослых", в связи с чем возросло число подростков, отбывающих наказание в местах лишения свободы для взрослых1. Фактически речь идет о возникновении "карательной ювенальной юстиции"2, что само по себе нонсенс (с учетом понятия ювенальной юстиции).

Разочарование в реабилитационной модели и одновременно понимание несправедливости и неэффективности карательной тоже стали импульсом к поиску новых возможностей. В этой ситуации восстановительный подход дает свой ответ на коллизию, как совместить две противоположные ориентации в реагировании на правонарушающее поведение несовершеннолетних - заботу о детях и защиту общества от детской преступности.

Восстановительный подход важно сопоставить и с другими -теми, что при поверхностном взгляде кажутся ему близкими. Порой ВП путают со сделкой о признании. Сделка, будучи при определенных социокультурных условиях вполне осмысленной и практичной формой, ничего не меняет в карательной идеологии. Ни о каком примирении, раскаянии, исцелении жертвы и деятельной ответственности речи здесь не идет. Еще один подход - компромисс в борьбе с преступностью3. Весьма близка идеям ВП точка зрения о необходимости экономии уголовной репрессии и учета посткриминильно-го поведения лица, обвиняемого в совершении преступления, его раскаяния. Однако рамочные положения этих подходов принципиально различны. Идея компромисса как уступок в малом ради достижения более значимой цели - к примеру, раскрытия преступной организации путем побуждения виновного к сотрудничеству с органами уголовной юстиции - разрабатывается в идеологии повышения эффективности борьбы с преступностью. Безусловно, институт компромисса является чрезвычайно важным в решении этой задачи. Но смысл ВП совсем в другом - в уполномочивании сторон на решение конфликта, в обязательствах обидчика по заглаживанию вреда, причиненного жертве, в исцелении жертвы. Идея компромисса отвечает на вопрос о взаимоотношениях обвиняемого (потенциального обвиняемого) и государства, в то время как восстановительный подход ставит во главу угла отношения обвиняемого и потерпевшего (обидчика и жертвы).

Модели и мировые тенденции в области восстановительного правосудия. Оппозиция карательного и восстановительного правосудия - это противостояние двух взглядов ("линз"), абстракций, оппозиция идеальных типов, полученных, выражаясь терминологией Макса Вебера, "посредством мысленного усиления определенных элементов действительности"1. В реальности мы не обнаружим их в чистом виде. Если в пространстве логического мышления "карательное" и "восстановительное" противостоят как два предельных типа, выражающих различное содержание правосудия, в пространстве практической деятельности носители восстановительной идеи ищут диалога и форм сотрудничества с представителями и структурами официальной юстиции. Ибо только в этом случае ценности, заложенные в идее, могут найти реальное воплощение.

В уголовном правосудии, где защищается в первую очередь публичный интерес2, возможность реализации обсуждаемого подхода весьма проблематична. Однако восстановительная юстиция находит все больше сторонников и действует в разных странах мира как альтернативная либо дополнительная форма реагирования на уголовные преступления. Сегодня за термином "восстановительное правосудие" стоят разные практические модели реагирования на преступления, объединенные общей идеологией - направленностью на исцеление жертв, ресоциализацию правонарушителей и восстановление сообществ. (Концепция имеет много названий, среди них "репаративное" правосудие, "реституционное", "трансформационное", "неофициальное" правосудие, за каждым из которых можно увидеть разные акценты общей идеи.)

Центральным элементом восстановительного способа является посредничество (mediation ) как специально организуемая процедура. Новая практика развивается столь стремительно, что нуждается в стандартизации. В рамках Европейского комитета по проблемам преступности (Совет Европы) создан Комитет экспертов по организации посредничества в уголовных делах, который составил Рекомендацию, где освещаются основные принципы, правовая основа, вопросы организации и развития посредничества в уголовных делах3. Посредничество в уголовных делах определяется здесь как процесс, в котором жертва и правонарушитель (обвиняемый) имеют возможность добровольно участвовать в решении порожденных преступлением проблем с помощью беспристрастной третьей стороны (посредника)1.

Главная задача посредника (медиатора) состоит в организации встречи правонарушителя и жертвы. В 70-е годы такие специально организованные встречи получили название "программы примирения жертв и правонарушителей" (Victim - Offender Reconciliation Programs - VORP ), или коротко - "программы примирения". Но терминология претерпевает изменения. Опыт показывает, что преждевременное употребление слова "примирение" может вызвать негативное отношение жертвы к возможной встрече с нарушителем. Примирение - лишь возможный результат процесса. Поэтому сейчас американцы предпочитают называть такую программу "конференцией" жертвы и правонарушителя2, в практике московской группы мы предпочитаем в общении со сторонами говорить о "встрече" нарушителя и жертвы.

В ходе примирительной встречи с помощью специально подготовленных посредников (у нас их принято называть ведущими программ ВП3) правонарушитель и жертва "глаза в глаза" могут выразить чувства и переживания, задать волнующие вопросы. Встреча дает шанс нарушителю получить "обратную связь", почувствовать причиненную им боль, взять на себя подлинную ответственность за содеянное, принести извинение и принять активное участие в обсуждении условий возмещения ущерба, что одновременно способствует его ресоциализации - занятию позиции ответственного взрослого человека. Если правонарушитель раскаялся и готов возместить ущерб, составляется примирительный договор, выполнение которого далее контролируется. Задача ведущего - помочь жертве и обидчику выразить субъективную правду о событии, его причинах и последствиях и прийти к соглашению, содержание которого определяется самими сторонами. В примирительных встречах устанавливается психологическая правда. Отсюда результат встречи - примирительный договор - является субъективно справедливым, это результат для конкретных людей, а не для юридической системы.

Ведущий обеспечивает психологическую и физическую безопасность участников. Встреча тщательно готовится, предварительно ведущий встречается с каждой из сторон порознь, с тем чтобы выслушать их, рассказать о смысле предстоящей процедуры и подготовить к ней будущих участников. В программах принимают участие и другие лица, так или иначе затронутые преступлением, родственники. Последние могут оказать поддержку сторонам как в выработке решения, так и в последующей его реализации.

Как видим, процедура посредничества принципиально отлична от официального судебного процесса, она противостоит самой развитой современной процессуальной форме - состязательности. Последняя ориентирована на противостояние, предполагает деперсонализацию сторон (в судебное противоборство вступают не личности, а процессуальные фигуры), в то время как программа примирения ориентирована на организацию персонализированного диалога1. Поэтому в тезаурусе ВП столь важное место занимают такие "человеческие", а не формально-юридические категории, как чувства, потребности, переживания, понимание и т.п. Сопоставляя "процессуальные формы", важно понимать, что они являются процедурным выражением подхода. Будучи необходимым условием правосудия, ориентированного на наказание (условием справедливости "карательного" правосудия), состязательность одновременно усугубляет конфликт между сторонами и отнюдь не способствует раскаянию преступника. Но отказаться от нее можно, только отказавшись от карательной модели вообще.

Смена основных действующих лиц в решении конфликта отнюдь не возвращает нас к кровной мести или суду толпы, поскольку речь идет об особом способе деятельности, о специально организованной процедуре, юридические последствия которой определяются официальными органами. Существуют разные организационные модели, обеспечивающие взаимодействие программ примирения с системой уголовной юстиции: в одних странах действуют независимые службы примирения, в других они включены в службы пробации, в третьих являются частью исправительных служб, в четвертых медиацией занимаются социальные службы муниципалитетов и др. Информация о случаях передается судами или органами расследования. Юридические результаты достигнутого соглашения зависят от тяжести обвинения. По преступлениям, не представляющим большой общественной опасности, обвинение может быть снято до передачи дела в суд; если соглашения достичь не удается (либо одна из сторон вообще отказывается от примирения), дело возвращается в официальную систему. По более серьезным преступлениям судья, вынося окончательное решение, принимает во внимание результаты примирительной встречи1.

В ряде стран Европы нормы о посредничестве в уголовных делах вошли в законодательство, причем можно выделить разные способы законодательного оформления: в законах о ювенальной юстиции (Австрия, Германия, Финляндия, Польша), в УПК (Австрия, Франция, Бельгия, Финляндия, Польша), в УК (Германия, Финляндия, Польша), в специальном законе о посредничестве (Норвегия)2.

Сегодня помимо "классических" моделей примирения правонарушителя и жертвы "лицом к лицу" (они наиболее распространены в Северной Америке и Европе) используются семейные и общинные конференции, появившиеся в Новой Зеландии и Австралии, в которых участвуют также родственники сторон, другие члены сообщества, представители полиции и правосудия для несовершеннолетних, круги правосудия (как форма общинного правосудия, характерная для индейцев Канады). Кроме того, используются более частные программы - например, направленные на возмещение ущерба, "челночная" медиация, когда стороны не встречаются, но достигают соглашения с помощью посредника, восстановительные программы в тюрьмах по особо тяжким преступлениям, ориентированные не столько на юридические последствия, сколько на гуманитарные эффекты.

Основные принципы посредничества в разрешении конфликтов состоят в: 1) добровольности участия сторон; 2) нейтральности медиатора (ведущего); 3) конфиденциальности процесса. Эти принципы равно относятся к посредничеству как в гражданских, так и в уголовных делах. Но есть ряд специфических характеристик, относящихся к ВП - посредничеству в разрешении уголовных конфликтов. Назовем важнейшие.

1. Примирение по уголовным делам проводится лишь в том случае, если правонарушитель (обвиняемый, преступник) признает свою ответственность и готов загладить причиненный ущерб. Из этого обстоятельства вытекают некоторые следствия.

Во-первых, - юридического характера. Согласие на участие в программе не следует отождествлять с признанием вины в юридическом смысле. В упомянутой Рекомендации Комитета Министров Совета Европы, в комментарии к п. 14 ч. IV Приложения, подчеркивается: "Нет необходимости в том, чтобы обвиняемый признал вину, а органы уголовного правосудия, дабы не нарушить принцип презумпции невиновности (ст. 6.2, Европейская конвенция по правам человека), не должны считать его виновным. Достаточно, если обвиняемый принимает на себя определенную ответственность за произошедшее. Более того, участие в посредничестве не должно впоследствии обратиться против обвиняемого, если дело по окончании встречи вновь будет передано органам уголовного правосудия. К тому же согласие обвиняемого с изложенными обстоятельствами преступления, полученное в ходе встречи, или даже "признание вины" в ходе посредничества не должны быть использованы в качестве доказательств по данному делу в ходе последующего судебного разбирательства"1.

Во-вторых, особенность состоит в сочетании нейтральности ведущего с "несимметричностью" сторон. "Оставаясь беспристрастным, - говорится в той же Рекомендации (комментарий к п. 26 ч. V .3 Приложения), - ведущий не должен забывать о том, что совершено противозаконное деяние, проступок, ответственным за который является правонарушитель. Таким образом, существенным отличием посредничества в гражданских делах от посредничества в уголовных является изначальное неравенство сторон в последнем случае, поскольку очевидно, что основные обязательства лежат на правонарушителе. Однако, следуя принципу презумпции невиновности, ведущий не должен иметь позицию по вопросу виновности"2.

2. Цели примирения по уголовным делам не исчерпываются прагматическим результатом - заключением соглашения и возмещением ущерба, что характерно для решения гражданских споров. Программы ВП отличает их преобразующее влияние на личность как жертвы, так и нарушителя. Такую модель М. Умбрайт назвал гуманистической моделью посредничества в разрешении конфликтнов3. Гуманистическая, целительная функция посредничества, отмечает М. Умбрайт, во многих аспектах повторяет гуманистический стиль психотерапии, который подразумевает безусловную способность каждого человека к трансформации, изменению и личному росту. Эти категории, а также такие понятия, как исцеление, саморазвитие, эмпатия, взаимопонимание и др., вошли в обиход программ ВП из практики гуманистической психологии. Тем не менее посредничество не сливается с психотерапией, и ведущий не должен обладать навыками психотерапевта.

3. ВП имеет определенные ограничения. Во-первых, допускается, что некоторые преступники в целях общественной безопасности должны быть изолированы от общества. Во-вторых, чрезмерные требования пострадавших к правонарушителю должны быть ограничены в случае их несоразмерности тяжести совершенного деяния1.

Мировые тенденции в области ВП состоят в его распространении (расширении географии, росте числа организаций, уполномоченных заниматься восстановительными программами, категорий дел и количества случаев, прошедших через эти программы), развитии партнерства с официальной юстицией, укреплении международного сотрудничества, включении идей ВП в международные правовые акты, увязывании с национальным законодательством, придании приоритета в области правосудия для несовершеннолетних, стандартизации новой практики, в специальной подготовке ведущих (медиаторов). В упомянутой Рекомендации № R (99) 19, в частности, формулируется принцип доступности посредничества. Рекомендация призывает государства - члены Совета Европы способствовать развитию и признанию посредничества в качестве альтернативы либо дополнения к официальному уголовному процессу.

8 декабря 2000 г. состоялось официальное учреждение Европейского форума программ посредничества между жертвой и правонарушителем и восстановительной юстиции - первой в Европе международной организации, объединяющей исследователей, практиков, государственные и неправительственные организации, работающие в этой сфере. В Венской декларации о преступности и правосудии (принятой на Десятом конгрессе ООН по предупреждению преступности и обращению с правонарушителями, Вена, 10-17 апреля 2000 г.) обращено внимание на "возможности реституционных подходов к правосудию, которые направлены на сокращение преступности и содействие исцелению жертв, правонарушителей и оздоровлению общин"2. Пункты 27 и 28 этого документа непосредственно посвящены вопросам посредничества в уголовном правосудии. Комиссией ООН по предупреждению преступности и уголовному правосудию и Экономическим и Социальным Советом ООН принят в качестве проекта текст Декларации основных принципов использования программ восстановительного правосудия в уголовных делах (документ утвержден ESO SOC в качестве проекта резолюцией № 2000 /14)1. В соответствии с регламентом документ направлен государствам - членам ООН для обсуждения и представления рекомендаций относительно дальнейших действий в области ВП.

Наиболее востребованным восстановительный подход стал в правосудии по делам несовершеннолетних: здесь он встречает наибольшее понимание со стороны власти, правоохранительных органов и общественности2.

Россия: условия для реализации восстановительного подхода. В УГОЛОВНЫЙ кодекс РФ, введенный в действие с 1 января 1997 г., впервые была включена норма об освобождении от уголовной ответственности в связи с примирением обвиняемого с потерпевшим по делам публичного обвинения (ст. 76); уголовно-процессуальная регламентация устанавливалась ст. 9 УПК РСФСР. Институт примирения касался лиц, впервые совершивших преступление небольшой тяжести. В новом УПК РФ (ст. 25) правовое поле для прекращения дел по этому основанию расширено: теперь такую возможность получают и лица, впервые совершившие преступление средней тяжести. Это свидетельствует о стремлении законодателя к сокращению уголовной репрессии, к применению мирного способа в разрешении уголовных конфликтов.

Введению в УК РФ нормы об освобождении от уголовной ответственности в связи с примирением сторон предшествовали серьезные дискуссии. Авторы Кодекса, указав в качестве одной из целей наказания восстановление социальной справедливости, видели ее реализацию, в частности, в возможности освобождения от уголовной ответственности за примирением сторон не только по делам частного обвинения, но и по другим преступлениям небольшой тяжести3. Потенциал использования примирительных процедур содержится и в ряде других норм, в которых непосредственно о примирении не говорится, но идет речь о таких его элементах, как возмещение ущерба и заглаживание вреда со стороны обвиняемого (ч. 1 ст. 75 УК РФ), уграга лицом признака общественной опасности (ст. 77 УК), а также в нормах, касающихся уголовных дел в отношении несовершеннолетних (ст. 90, 91 УК РФ) и предусматривающих освобождение от уголовной ответственности в связи с применением принудительных мер воспитательного воздействия. По делам частного обвинения примирение влечет обязательное прекращение уголовного дела, и мировой судья обязан разъяснить сторонам возможность примирения (ч. 5 ст. 319 УПК РФ). Но поскольку мировой судья рассматривает уголовные дела только о преступлениях небольшой и средней тяжести, то фактически по всем делам публичного и частно-публичного обвинения, где преступление совершено впервые, он должен разъяснить это право. По всем перечисленным категориям дел речь идет, следовательно, о процессуальном праве сторон на примирение1.

В общеправовом смысле примирение - это право людей, которое не запрещено законом и которое они в принципе могут осуществить за пределами уголовного судопроизводства безотносительно к юридической квалификации совершенного деяния. Такие действия, приведшие к заглаживанию вреда, причиненного потерпевшему, согласно п. "к" ч. 1. ст. 61 УК РФ служат обстоятельством, смягчающим наказание.

Приведенные нормы являются важнейшей предпосылкой формирования в России практики восстановительного правосудия. Однако, как показывают исследования, потенциал указанных норм во многом остается нереализованным2. В частности, в исследовании председателя Ростовского областного суда В. Н. Ткачева выявлено, что не менее 90 % решений (следователей и судей) об освобождении от уголовной ответственности в связи с примирением с потерпевшим выносятся по делам частного обвинения3. Причины разрыва между законом и правоприменительной практикой можно усмотреть в наличии стереотипа отнесения примирения именно к этой категории дел, в общей карательной направленности уголовного судопроизводства и соответствующем сознании правоприменителей, относительно применения к несовершеннолетним норм ст. 76 и 90 УК РФ - в отсутствии сколь-нибудь эффективных механизмов ресоциализации подростков, вызывающем опасения судей, что, освобожденные от уголовной ответственности, они вновь совершат преступления4, и, наконец, в отсутствии правовой регламентации направления случаев на примирение5. В рамках действующего в России института примирения не определены ни процедура передачи дел посредникам, ни форма контроля за договоренностями между сторонами, ни социально-реабилитационная инфраструктура реализации решений данного типа. Примирение (по указанным категориям дел) рассматривается как право лиц, но не как специально организуемая процедура. В отечественном законодательстве по уголовным делам мы встречаем понятие "примирение", но не найдем "посредничество". Однако для сторон уголовного конфликта, разделенных враждой и противоположными процессуальными интересами, примирение нередко становится затруднительным, а порой и невозможным. Концепция восстановительного правосудия придает праву на примирение механизмы реализации.

В России в настоящее время в разных регионах действует ряд некоммерческих организаций, осуществляющих в рамках пилотных проектов программы ВП1. Первой стала межрегиональная общественная организация Общественный Центр "Судебно-правовая реформа", которая с 1997 г. занимается созданием условий и отработкой элементов ВП в нашей уголовной юстиции. К числу таких условий относятся: установление партнерства с правоохранительными органами и судами, разработка алгоритмов взаимодействия, проведение программ примирения между правонарушителем и потерпевшим в рамках пилотных проектов, разработка методик и обучение потенциальных ведущих навыкам проведения программ, издание литературы по этой проблематике.

Элементы восстановительного подхода начали вводиться в практику по делам несовершеннолетних, где некарательная парадигма наиболее востребована и встречает меньше сопротивления со стороны правоохранительных органов. Больше того, по делам в отношении несовершеннолетних формируется понимание необходимости реализации восстановительного подхода со стороны судейского корпуса. "Следует признать, - пишет В.Н. Ткачев, - что в условиях явно недостаточного законодательного регламентирования восстановительного правосудия именно судебные органы выступают наиболее эффективным субъектом в этой области"2. Получена поддержка и в Генеральной прокуратуре РФ3.

Благоприятствование восстановительному правосудию связано с активизацией юридической общественности, судейского корпуса и общественных организаций в осуществлении провозглашенного Концепцией судебной реформы РФ 1991 г. положения о создании в России системы ювенальной юстиции. Начиная с 1998 г. в Москве и Санкт-Петербурге при поддержке Детского фонда ООН (ЮНИСЕФ), затем в Ростове-на-Дону и Саратове (при поддержке Программы Развития ООН (ПРООН) осуществляются проекты, направленные на приведение российского правосудия в отношении несовершеннолетних к международным стандартам1. (В настоящее время к подобным экспериментам готовятся и другие регионы, причем инициаторами выступают областные суды.) Речь идет о реализации фундаментальных принципов ювенальной юстиции, таких как: благополучие подростка (преимущественно охранительная ориентация юстиции), индивидуализация, социальная насыщенность, позволяющая суду привлечь разных специалистов для работы с ребенком2. Совершение подростком правонарушения рассматривается в первую очередь как симптом неблагополучия (социального или психического), именно это становится предметом работы гуманитарных служб. В практическом плане в пилотных проектах это вылилось в учреждение должности социального работника при судье, рассматривающем дела несовершеннолетних. В обязанности социального работника входят, во-первых, сбор информации об условиях жизни и воспитания подростка, причинах и условиях, способствовавших совершению им преступления, исследование уровня психического развития и иных особенностей его личности (ст. 392 УПК РСФСР, ст. 421 УПК РФ, ч. 3 ст. 20 УК РФ), во-вторых, социально-реабилитационная работа с подростком, обеспечивающая воспитательный эффект некарательных решений суда3.

Однако дополнение суда только позицией социального работника (социальной службой) не исчерпывает целей ресоциализации, возвращая нас к классической реабилитационной парадигме. Согласно концепции правосудия по делам несовершеннолетних, которая разрабатывается Центром "Судебно-правовая реформа", структура процесса ресоциализации при работе с несовершеннолетними правонарушителями предполагает в общем случае и социальную работу, и программы ВП. Последние, как уже говорилось, одновременно с некарательным реагированием обеспечивают порицание за преступление, возмещение ущерба, исцеление жертвы, личностное развитие нарушителя через принятие ответственности за содеянное. В двух районах г. Москвы Центром разрабатывались модели взаимодействия программ примирения со следствием, прокуратурой и судом. В процессе работы сотрудники Центра столкнулись с немалыми трудностями включения программ примирения в уголовный процесс. Прежде всего - на стадии предварительного расследования. Ведомственные показатели оценки работы следователя делают его фигурой, не заинтересованной в передаче дел в программы примирения, даже по делам небольшой тяжести. Более продуктивным оказывается взаимодействие с прокуратурой и судом.

Наиболее полная рабочая модель была разработана и реализована в работе с Черемушкинским районным судом г. Москвы1. Сотрудничество Центра и суда строилось на основании договора, процедуры взаимодействия участников проекта были зафиксированы в специально разработанном алгоритме, который стал неотъемлемой частью договора сотрудничества. С учетом обусловленных законодательством "внутренних потребностей" правосудия по делам несовершеннолетних первой новой позицией в экспериментальной модели стал социальный работник - он был нужен судье для сбора необходимой информации о подростке. Программы же примирения стали встраиваться как дополнительный элемент - информация о делах передавалась на программу примирения социальным работником после его первичного контакта с обвиняемым. В глазах судьи и социального работника программы примирения обвиняемого и потерпевшего вписываются в общий контекст социально-реабилитационного процесса как его катализаторы и важнейшие элементы. В случае проведения программ примирения примирительные договоры по ходатайству сторон приобщались к материалам дела и учитывались судом при вынесении решения.

Законодательство и практические эксперименты по организации примирения между обвиняемым и потерпевшим подготовили почву для коррекции отечественной правоприменительной практики, ее восстановительной переориентации. Ближайшие шаги - это область реагирования на правонарушения несовершеннолетних2 и мировая юстиция3. Новый опыт должен получить более существенную поддержку со стороны официальных органов и институциональное закрепление.

В перспективе следует вести речь и о расширении правового поля для некарательных юридических последствий примирения. Сегодня можно констатировать, что этот процесс продолжается и после принятия УПК РФ, Важной вехой стал здесь Федеральный закон от 31 октября 2002 г. № 133-ФЗ "О внесении изменений и дополнений в Уголовный кодекс Российской Федерации, Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации и Кодекс Российской

Федерации об административных правонарушениях"1, который внес существенные изменения в ст. 158 УК РФ (кража). Теперь неквалифицированная кража отнесена к преступлениям небольшой тяжести, а ряд квалифицированных видов кражи - к категории средней тяжести, что вводит их в круг дел, предусмотренных ст. 25 УПК РФ. Это имеет большое значение, в частности, для производства по уголовным делам в отношении несовершеннолетних. Как показывает анализ структуры преступности несовершеннолетних, наибольший удельный вес занимают кражи, при этом подростки нередко совершают кражи вдвоем (группой), что в прежней редакции ст. 158 УК РФ относило их к категории тяжких преступлений. Но, как справедливо замечает В. Н. Ткачев, "именно корыстные преступления, не сопряженные с опасным для жизни и здоровья насилием, субъектами которых выступили несовершеннолетние, и могли бы в первую очередь стать тем правовым полем, в рамках которого следовало бы применять доктрину восстановительного правосудия"2. Однако пока нормы об освобождении от уголовной ответственности за примирением сторон по делам публичного и частно-публичного обвинения ограничивают права потерпевшего, поскольку право окончательного решения о прекращении дела принадлежит правоприменителю3.

Использование посредничества в отечественном уголовном судопроизводстве все активнее обсуждается учеными, предлагаются различные варианты связи примирительных процедур с уголовным процессом. При этом все сходятся в том, что новая практика должна быть под контролем суда4. Правда, К. Сесар предупреждает, что восстановительную юстицию не следует включать в систему уголовной юстиции, поскольку есть опасность перерождения первой в рамках более сильной карательной системы5. Но "учреждение автономной системы восстановительной юстиции" пока представляется утопией, причем не только в России. Перспектива же создания у нас автономной системы ювенальной юстиции может оказаться достаточно реалистичной. И с учетом мировых тенденций "детского" правосудия это должна быть восстановительная ювенальная юстиция.

Не стоит тем не менее забывать, что восстановительный подход как таковой, да и нормы российского законодательства предусматривают возможность важных юридических последствий примирения сторон и для взрослых обвиняемых. Однако практическое применение соответствующих норм предполагает специальные усилия, поскольку велика инерция обвинительного сознания правоприменителя, а в основании сегодняшних экспериментов лежит добрая воля отдельных следователей, прокуроров и судей, это слишком зыбкая почва. Путь видится в изменении правосознания правоприменителя и развитии института посредничества в уголовных делах, для которого, по-видимому, потребуется законодательное оформление.

Восстановительное правосудие

Восстановительное правосудие — это новый подход к разрешению конфликта уголовного характера между преступником и потерпевшим. Существующая в России и других странах карательная система является неэффективной: она негативно отражается на сторонах конфликта и фактически не позволяет восстановить справедливость.

Восстановительное правосудие вместо порицания и изоляции виновного от социума предлагает его реабилитацию, вместо претерпевания пострадавшим дополнительных нравственных страданий в процессе уголовного разбирательства и фактической невозможности возмещения ущерба — полноценную компенсацию последнему морального и материального вреда.

Суть заключается в том, что жертва, преступник и иные заинтересованные лица:

  • встречаются, анализируют конфликт (преступление),
  • разрабатывают пути его разрешения,
  • фиксируют договоренности документально.

Происходит все это при участии третьей (незаинтересованной) стороны — посредника. Заключенный договор включает конкретные действия сторон, направленные на возмещение нанесенного ущерба и восстановление испорченной репутации.

Многие страны уже используют этот механизм для разрешения криминальной обстановки, например Канада, Австралия, США, Европа и т. д.

24 декабря 2002 года Экономическим и Социальным Советом ООН была принята общая Декларация «Основные принципы использования программ восстановительного правосудия в уголовных делах».

ВАЖНО! В России этот новый подход еще развивается и распространяется лишь на несовершеннолетних.

Так, согласно Национальной стратегии действий в интересах детей на 2012-2017 годы, утвержденной Указом Президента Российской Федерации от 01.06.2012 № 761 (далее — Стратегия), одной из мер, направленных на преобразование российских законодательных норм, является создание специальной программы восстановительного правосудия в отношении лиц, совершивших преступление, однако не достигших возраста наступления ответственности.

Принципы восстановительного правосудия

К принципам восстановительного правосудия относятся:

  • добровольность участия в процедуре и при заключении договора

(при применении программ восстановительного правосудия стороны вправе отказаться от участия в процедуре примирения в любой момент — как до ее начала, так и в процессе проведения);

  • справедливость достигнутых договоренностей

(соглашение, принятое участниками по результатам примирительной процедуры, должно быть выгодно всем, основано на понимании справедливости заглаживания вины выбранным способом);

  • исцеление жертвы

(освобождение жертвы от тяжести последствий преступления: восстановление морального состояния и разрешение других ее проблем);

  • возмещение вреда виновным

(деятельность виновного лица по принятию обязательств по заглаживанию вреда, причиненного жертве, и их фактическое осуществление);

  • разрешение конфликта самими сторонами

(вся полнота власти и воздействия на процесс достижения решения по конфликту и суть этого решения лежит на участниках примирительной процедуры);

  • стабилизация отношений, в т.ч. с участием общества

(заключается в привлечении ближайшего окружения и представителей местного сообщества для восстановления потерпевшего, поддержки виновного в возмещении вреда и изменении своего поведения).

Положительные стороны восстановительного правосудия: при применении стороны являются союзниками

Восстановительное правосудие имеет следующие несомненные положительные стороны, признанные мировым сообществом:

  • конфликтная ситуация решается непосредственно ее участниками;
  • достигнутые договоренности удовлетворяют всех участников конфликта;
  • вместо противников стороны становятся союзниками в совместной деятельности по урегулированию сложившейся ситуации;
  • укрепляет дух сопереживания между людьми, гуманное отношение друг к другу и содействует практике мирного разрешения споров;
  • обеспечивает наиболее быстрое и реальное заглаживание морального и материального вреда, причиненного преступным деянием;
  • отчасти разгружает госорганы от работы по урегулированию незначительных уголовных конфликтов;
  • способствует социализации виновного лица;
  • улучшает криминальную обстановку.

Программы восстановительного правосудия

Реализация восстановительного правосудия осуществляется путем применения особых программ, основой которых являются встречи преступника и потерпевшего. На практике термин «программа» по отношению к рассматриваемому механизму используется в следующих значениях:

1. Типологическая единица работы по восстановительному правосудию.

К ним относятся: программа примирения жертв и правонарушителей, семейная конференция, «круги правосудия» и т. п., особенность которых состоит в привлечении определенного вида окружения участников конфликта.

2. Сама восстановительная работа по разрешению конкретного конфликта.

Встречи потерпевшего и виновного, основанные на следующих приоритетах:

  • удовлетворение требований потерпевшего: возмещение вреда, восстановление чувства безопасности, возможность высказаться, задать вопросы и получить ответы;
  • осознание ответственности за совершенное противоправное деяние виновным: обсуждение и принятие решения по форме и способу возмещения ущерба;
  • привлечение общества к процессу восстановления справедливости: оказание поддержки участникам конфликта в целях осознания преступником последствий правонарушения и достижения морального восстановления жертвы.

Встречи заключаются в установлении диалога, основанного на сострадании, сопереживании и поддержке.

В Европе и Америке наиболее распространены встречи «лицом к лицу». В России используется программа «примирение жертв и правонарушителей» или «встреча жертвы и правонарушителя по заглаживанию вреда».

В мировой практике программы восстановительного правосудия чаще всего применяются параллельно с обычной системой наказаний государственного уровня. Поэтому они не подменяют официальное правосудие, а восполняет его пробелы.

Какие мероприятия относятся к программам восстановительного правосудия

К программам восстановительного правосудия в мировом сообществе относятся:

  • Программа примирения жертв и правонарушителей или «медиация жертв и правонарушителей» — самая популярная программа. Суть — преступление налагает на правонарушителя обязательство загладить вред. Подчеркивается роль жертвы как реального «потребителя услуг по заглаживанию вреда».
  • «Семейные конференции». Суть — участниками являются представители ближайшего окружения сторон, социальные работники, адвокаты, полицейские.
  • «Круги правосудия». Суть — основаны на традициях индейцев, участниками являются общины. Проводятся в Северной Америке.

Особенность двух последних программ состоит в привлечении представителей местных сообществ и социального окружения сторон (родственники, члены местного сообщества).

  • Восстановительные программы по особо тяжким преступлениям. Суть — ориентация на исцеление потерпевшего, а не на последствия юридического характера. Используются в Бельгии.

Восстановительная медиация

Важным элементом механизма программ восстановительного правосудия является медиация.

ВАЖНО! Медиация в рамках закона «Об альтернативной процедуре урегулирования споров с участием посредника (процедуре медиации)» от 27.07.2010 № 193-ФЗ в урегулировании уголовных конфликтов не применяется. Они могут разрешаться с использованием медиативного метода с учетом специфики такого рода дел.

Предметом медиации по уголовным делам является восстановление вреда, а не спор о виновности. Медиативный метод применяется, только если виновный признал вину.

Организует и проводит примирительные встречи специалист, именуемый медиатором. Он не является судьей, а выступает в роли ведущего, организатора. Он не разрешает конфликт, а принимает меры, используя различные техники (активное слушание, перефразирование и т. д.) для создания условий, при которых стороны сами примут выгодное для них решение.

Посредник определяет правила проведения примирительной процедуры, позволяющие оптимизировать этот процесс: не допускать оскорблений, слушать противника, вести конструктивный диалог; а также оказывает содействие сторонам в преодолении негативных эмоций для достижения взаимовыгодных договоренностей.

Однако исход примирительной процедуры всегда определяется сторонами.

Принципы восстановительной медиации, дополняющие обозначенные выше принципы восстановительного правосудия:

  • информированность участников (о самой процедуре, ее последствиях);
  • нейтральность посредника;
  • конфиденциальность процесса примирения;
  • ответственность сторон за исход процедуры;
  • ответственность медиатора за соблюдение правил.

Как определяется область реализации восстановительного правосудия

Область реализации восстановительного правосудия определяют два фактора:

  • Субъект правонарушения.

Восстановительные программы направлены в первую очередь на молодых нарушителей — от того, как общество и государство среагируют на их проступок, зависит большая часть их дальнейшей жизни.

  • Категория преступления.

Восстановительное правосудие ориентировано на такие категории преступлений, при которых остро стоит вопрос о возмещении вреда потерпевшему (хулиганство, кража и т. п.).

Концепция восстановительного правосудия в России

В России во исполнение вышеуказанной Стратегии распоряжением Правительства РФ от 30.07.2014 № 1430-р утверждена Концепция развития до 2017 года сети служб медиации в целях реализации восстановительного правосудия в отношении детей, в том числе совершивших общественно опасные деяния, но не достигших возраста, с которого наступает уголовная ответственность (далее — Концепция). Фактически этот документ представляет собой госзаказ на формирование и практическое введение медиации и восстановительного подхода в России.

Концепция разработана на основе применения новых для России медиативно-восстановительных способов и механизмов, которые обеспечивают социализацию виновного лица. Производится это путем техник, направленных на предоставление возможности быть нужным сообществу, которое не ассоциирует лицо с совершенным им проступком.

Концепцией предусмотрена организация механизма защиты и помощи детям различных возрастов и категорий, в т. ч. находящимся в опасности, трудной ситуации. Предлагается:

  • создание сети служб медиации и сети служб школьной медиации;
  • развитие взаимодействия с обществом, средствами массовой информации;
  • развитие соответствующих ресурсов в интернете;
  • организация подготовки работников в области медиации и восстановительного правосудия;
  • разработка законодательства в надлежащих сферах;
  • развитие взаимодействия с иностранными организациями в области восстановительного правосудия.

Восстановительное правосудие по указанной Концепции уже активно развивается, в школах созданы соответствующие службы медиации, запущены проекты по обучению и реализации рассматриваемой процедуры в регионах (например, в Архангельской, Мурманской областях), созданы программы сотрудничества с иностранными партнерами (например, между Министерством юстиции и общественной безопасности Норвегии и Министерством юстиции РФ) и т. д.

Особенности медиации по уголовным делам

При проведении восстановительных процедур примирения по уголовным делам следует учитывать следующие особенности:

  • процедура проводится при признании вины и фактических обстоятельств преступления сторонами;
  • участие в процедуре не должно использоваться в качестве доказательства при рассмотрении и принятии решения по уголовному делу госорганами;
  • предполагается равноправие сторон при проведении процедуры, однако медиатор не должен допускать явного несоответствия требований жертвы к виновному тяжести совершенного противоправного деяния;
  • на проведение процедуры приглашается не только лицо, официально признанное потерпевшим, но и другие лица, фактически пострадавшие от преступления;
  • соглашение, достигнутое по результатам договоренности, приобщается к материалам уголовного дела, и суд вправе прекратить дело за примирением сторон.

Если нарушителем выступает несовершеннолетнее лицо, дополнительно включаются следующие особенности:

  • медиатор работает совместно с социальными специалистами и психологами;
  • для проведения процедур привлекаются законные представители;
  • в договоренности может быть включено использование принудительных мер воспитательного воздействия;
  • возмещение вреда осуществляется не самими правонарушителями, а их родителями, опекунами или иными законными представителями.

Таким образом, восстановительное правосудие противостоит подходу, ориентированному на наказание виновного лица, и заключается в согласовании между потерпевшим и подсудимым договоренностей по разрешению конфликтной ситуации (по заглаживанию причиненного вреда и восстановлению полноценной личности в социуме).

Реализуется восстановительное правосудие с помощью различных программ, основанных на своеобразных методах примирения. Рассматриваемый механизм основан на медиативном подходе, т. е. при проведении процедур примирения используются элементы медиации с учетом особенностей характера уголовных дел.

В России восстановительное правосудие только развивается. Уже появился ряд служб, направленных на обучение и внедрение этого подхода, приняты соответствующие законодательные акты и т. п.

При проведении медиативных процедур в целях разрешения конфликтов уголовного характера следует учитывать их особенности, обозначенные в настоящей статье.

УДК 343.137.9

Понятие, принципы и формы восстановительного правосудия

Н.В. Нестор

Соискатель Национальная академия прокуратуры Украины 04050, Украина, г. Киев, ул. Мельникова, 81-б E-mail: Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.

В статье рассматривается восстановительное правосудие – новый подход к разрешению конфликтов, направленный на восстановление справедливости и сбалансирование потребностей пострадавшего, преступника и общества. Восстановительное правосудие является альтернативой карательной направленности уголовного правосудия. Автор анализирует литературу, посвященную данной тематики. В статье выделяются основные причины (факторы) возникновения и развития восстановительного правосудия, определяется система ценностей, которая лежит в основе восстановительного правосудия.

Ключевые слова: восстановительное правосудие; уголовный конфликт; жертва; правонарушитель

Следует отметить, что в большинстве своих случаев действующее уголовное правосудие носит карательный характер, уголовный процесс нацелен на доказательство виновности лица и определение наказания обвиняемому (подсудимому). Таким образом, по отношению к правонарушителям судопроизводство носит клеймящий характер и существенно усложняет процесс их реинтеграции в общество. Наряду с этим существующее правосудие не предоставляет возможности жертве полностью восстановиться от последствий преступления.

Понимание этих проблем обратило общество к поиску альтернатив уголовного преследования в части усиления внимания законодателя к правам, свободам и интересам гражданина, сочетанию в уголовно-процессуальной деятельности интересов личности, общества и государства при определенной роли публично-правовой основы уголовного судопроизводства.

Одной из таких альтернатив стало восстановительное правосудие – новый подход к разрешению конфликтов, направленный на восстановление справедливости и сбалансирование потребностей пострадавшего, преступника и общества.

Концепция восстановительного правосудия основана на признании того, что преступление является нарушением в первую очередь интересов конкретного индивида (жертвы) и его социального окружения, а не государства как субъекта права .

Анализ понятия и форм восстановительного правосудия содержится в работах Х.Д. Аликперова, Х. Бесемера, Р. Буша, Л.В. Головка, Х. Зера, Л.М. Карнозовой, Г. Мате, Р.Р. Максудова, М. Райта и др. Исследования этих авторов имеют большое научное и практическое значение, вместе с тем вопросы целесообразности применения программ восстановительного правосудия и перспектив его внедрения в правовую систему освещены в них недостаточно. Поэтому целью данной статьи является определение правовой и социальной сущности восстановительного правосудия, характеристики его основных принципов и форм.

Необходимо отметить, что восстановительное правосудие берет свое начало с восьмидесятых годов XX века. Английский исследователь Гай Мастерс отмечает, что первая попытка применения восстановительного правосудия была предпринята в Канаде (г. Китченер, штат Онтарио) в 1974 г., когда по факту совершения вандализма представитель службы пробации предложил местному судье способ решения конфликта. Двое правонарушителей должны были встретиться с каждым из 22 пострадавших и обсудить с ними возможности того, как возместить причиненный преступлением ущерб. В результате такой встречи они согласились, каким именно образом должны компенсировать ущерб, причиненный потерпевшим .

Такие специально организованные встречи получили название «программы примирения потерпевших и правонарушителей» (victim-offender reconciliation programs).

Такого рода программы стали возникать и в других местах, но в середине 80-х гг. термина «restorative justice» («восстановительное правосудие») еще не было . Данный термин появился в США лишь в конце 80-х гг., в частности, в трудах одного из разработчиков первой программы примирения потерпевших и правонарушителей, одного из теоретиков восстановительного правосудия Ховарда Зера.

В странах Западной Европы (Австрия, Великобритания, Ирландия, Норвегия, Германия) концепция восстановительного правосудия начала внедряться только в середине 80-х гг. Первые проекты продвигались медленно, однако они получили толчок при использовании опыта Австралии и Новой Зеландии.

В настоящее время более 80 стран мира в своей практике применяют одну из форм восстановительного правосудия , а количество существующих организаций регионального, национального и международного уровня, использующих такие модели на территории стран Европы, США, Канады, Новой Зеландии, Австралии, Южной Африки, приближается к тысяче.

Хотя в большинстве стран внедрение восстановительного правосудия является лишь своеобразным экспериментом и применяется на уровне отдельных судов или территорий, однако все больше и больше людей одобрительно высказывается относительно данного процесса. Статистические исследования показали, что потерпевшие и правонарушители, которые провели совместную встречу с участием посредника, положительно оценивают ее результаты; отмечен меньший страх среди пострадавших, которые принимали участие в подобных мероприятиях; после проведенных встреч правонарушители чаще выполняют обязательства по возмещению причиненных потерпевшим убытков; уменьшается статистика рецидивов по сравнению с лицами, которые были привлечены к уголовной ответственности в процессе осуществления традиционного (карательного) правосудия и отбывшими наказание в существующей системе пенитенциарных органов государства.

Необходимо отметить, что восстановительное правосудие формировалось не в качестве специфического ответа на поведение лица, совершившего преступление, а как принципиальный взгляд на то, как вообще следует реагировать на преступление. В этом смысле категорию «восстановление» необходимо толковать не с формально-юридической (восстановления нарушенного абстрактного правопорядка и прав потерпевшего путем наказания лица, совершившего преступление), а с более широкой социальной точки зрения («исцеления» потерпевшего, возмещение причиненного ему вреда, принятие лицом, совершившим преступление, ответственности за свои действия, а также восстановление нарушенных социальных отношений в рамках как отдельной общины, так и государства в целом).

Одним из наиболее распространенных определений восстановительного правосудия является определение, предлагаемое Тони Маршаллом. Он определял его как процесс, с помощью которого стороны, вовлеченные в преступление, совместно определяют, как обращаться с его последствиями и какие выводы должны быть сделаны на будущее .

Британским Консорциумом по восстановительному правосудию в 1998 г. предложено более подробное определение восстановительного правосудия, согласно которому оно направлено на гармонизацию интересов потерпевших и местного сообщества с будущей реинтеграцией правонарушителя в общество, а также эффективное участие всех сторон процесса правосудия .

По мнению Ховарда Зера, восстановительное правосудие поощряет ликвидацию последствий преступления для потерпевшего, правонарушителя и представителей общественности .

Английский ученый Э. Эшуорт справедливо выделяет «парадигму наказания» и «восстановительную парадигму». При этом суть последней заключается в том, что основной задачей уголовной юстиции должно быть не наказание виновного, а восстановление прав и интересов лица, пострадавшего от преступления . При этом выделение «восстановительной парадигмы» подтверждает тот вывод, что это не просто определенная философско-правовая категория, специальный прием или метод разрешения конфликтов, а обособленная концепция, которая характеризуется своеобразной концептуальной схемой постановки и решения конкретной научной проблемы.

Согласно Венской декларации о преступности и правосудии «Ответы на вызовы XXI века», принятой Десятым Конгрессом ООН 15 апреля 2000 г., основная цель восстановительного правосудия заключается в том, чтобы возместить причиненный ущерб и как можно скорее восстановить первоначальные условия, в которых находились потерпевший и правонарушитель .

Таким образом, можно утверждать, что в основе восстановительного правосудия лежит цель восстановления нарушенных отношений в социальной общности, обязанности возмещения потерпевшему причиненного вреда и т.п.

Традиционное правосудие

Восстановительное правосудие

В центре внимания – установление вины

В центре внимания – решение проблемы

Сосредоточенность на прошлом

Сосредоточенность на будущем

Потребности потерпевшего вторичны

Потребности потерпевшего первичны

Ключевые фигуры – государство и правонарушитель

Ключевые фигуры – потерпевший и правонарушитель

Потребности пострадавших игнорируются

Потребности пострадавших провозглашены и признаны

Государство действует активно; правонарушитель – в пассивном состоянии

Правонарушитель участвует в разрешении конфликта

Разоблачение и осуждение правонарушителя

Разоблачение и осуждение самого преступления

Связь правонарушителя с обществом становится слабой

Интеграция правонарушителя с обществом усиливается

Отношения между правонарушителем и потерпевшим не учитываются

Отношения между правонарушителем и потерпевшим – в центре внимания

В целом следует резюмировать, что восстановительное правосудие будет иметь должный эффект при наличии двух составляющих: процесса и получения результата. Определяющее значение в процессе примирения обретает непосредственно сам процесс, во время которого потерпевший и правонарушитель активно и совместно взаимодействуют в решении конфликта с участием нейтральной, беспристрастной третьей стороны (посредника). На данном этапе раскрывается основная суть восстановительного правосудия – деятельность сторон направленная на непосредственное решение конфликта. Диалог способствует изменению отношений: от конфронтации, предубеждения, подозрительности, агрессивности к положительным взаимоотношениям, поиску консенсуса и примирению сторон на взаимоприемлемых условиях. Важнейшим результатом данного процесса является восстановительные действия (возмещения причиненного морального и / или материального ущерба), которые помогают исправить последствия конфликтной ситуации.

Специалист по восстановительному правосудию Даниэль Ван Несс приходит к следующим выводам относительно основных положений восстановительного правосудия :

1) преступление – это, во-первых, конфликт между индивидами, в результате которого вред причиняется пострадавшим, обществу и самим правонарушителям, и, во-вторых, – это нарушение закона;

2) важной целью уголовного процесса является примирение сторон, которое сопровождается возмещением вреда, причиненного преступлением;

3) уголовный процесс должен способствовать активному привлечению к нему потерпевших, правонарушителей и представителей сообщества.

Для понимания восстановительного правосудия и его отличий от официального уголовного судопроизводства рассмотрим позицию Х. Зера .

Таким образом, восстановительное правосудие является формой правосудия, основная цель которого – создание условий для примирения потерпевшего и правонарушителя, а также устранения последствий, вызванных преступлением. Данная цель достигается путем проведения встреч сторон для совместного решения вопроса, о последствиях совершенного и их влияния на будущее. Тем самым создаются условия для социальной реинтеграции правонарушителя, восстановления прав потерпевшего, уменьшения рецидивов и количества уголовных наказаний.

В основе восстановительного правосудия лежит система определенных ценностей и убеждений:

1) качество социальной среды является важнейшим аспектом социального поведения;

2) качество общественной жизни зависит главным образом от мотивации и обязательств всех, кто принимает в ней участие;

3) при наличии соответствующих условий большинство людей готовы и способны к обсуждению путей поиска конструктивных решений относительно конфликтных ситуаций, возникающих между ними;

4) преступление рассматривается в первую очередь как посягательство на качество общественной жизни, а не нарушение закона;

5) реагирование на такое посягательство направлено на сохранение или восстановление качества общественной жизни на уровне отдельного индивида, общества и общественного порядка в целом.

Подытоживая вышесказанное, нужно отметить, что восстановительное правосудие является новым подходом реагирования на преступление и его последствия, направленным на восстановление справедливости и сбалансирования потребностей пострадавшего, правонарушителя и общества в целом.

Библиографический список

    Айртсен И. Реконструкция связей в сообществе – медиация и восстановительное правосудие в Европе. Киев: Захаренко, 2008. 183 c.

    Венская декларация о преступности и правосудии: ответы на вызовы XXI века [Электронный ресурс]. URL:

Максудов Р.Р. Восстановительное правосудие: концепция, понятия, типы программ //Программы восстановительного правосудия. Пособие для ведущих .

Концепция

Почему необходимо движение за восстановительное правосудие в России? Разработка восстановительного способа реагирования на преступление стала реакцией на преимущественно карательную направленность уголовного правосудия.

Россия. Только в 2001 г. более чем в три раза по сравнению с 1998 г. выросла сумма материального ущерба от совершенных преступлений. Она составляет свыше 58 млрд руб. (Государственный комитет РФ по статистике, /Социально-экономическое положение России, ХII. 2001 г.)…

Вместе с тем в счет обеспечения возмещения материального ущерба за восемь месяцев 2001 г. наложен арест на имущество стоимостью лишь около 4,2 млрд руб. Изъято имущества, денег, ценностей и добровольно погашено ущерба лишь на сумму 2,3 млрд руб. Приведенные цифры говорят о том, что на протяжении последних лет суммы ущерба причиненного преступной деятельностью существенно превышают суммы, изъятые для его возмещения. Очевидно, что полученные средства не смогут в полной мере компенсировать даже десятой части нанесенного преступлениями вреда.

По мнению многих специалистов, жертвы преступлений несут двойной ущерб: во-первых, от преступления и, во-вторых, от карательного способа организации правосудия, не позволяющего комплексно решать проблемы жертв. Карательная направленность уголовного правосудия обусловлена трактовкой события преступления как нарушения законов государства, а не причинения вреда конкретным людям и отношениям, а также нацеленностью уголовного процесса на доказательство виновности и определение наказания виновному. Потерпевшие чаще всего не знают о судьбе своего обидчика, поскольку не всегда являются на судебные заседания из-за опасения получить дополнительные переживания.

Следует отметить и то обстоятельство, что после совершения преступления, чаще всего внимание общественности сосредоточивается на преступнике. Вместе с тем о жертве и ее близких, которым в результате преступления причиняется вред, забывают. Общество занимает в отношении потерпевшего различные позиции — сожаление, недоверие, а подчас и злорадство. Лица из ближайшего окружения потерпевшего нередко стараются избегать общения с ним. Иногда потерпевший сталкивается с открытой агрессивностью по отношению к себе. Прибегая к его помощи, органы уголовного преследования решают главным образом свои служебные задачи. Не учитывается то, что после преступления жертва находится в состоянии острых психических и социальных переживаний и потому нуждается в повышенном внимании и заботе. Ставя вопрос о конституционных правах обвиняемых и осужденных преступников, мало кто говорит о нарушении конституционных прав жертвы преступлений.

Самый серьезный вред наносится жертвам насильственных преступлений и проявляется в психическом, социальном и моральном плане. Жертвы грабежа, разбойного нападения, изнасилования, похищения, захвата в качестве заложников переживают очень глубокий психический шок. При первом осознании понесенного ущерба у жертвы преступления наблюдаются симптомы, обнаруживаемые у людей, которым приходится столкнуться с неожиданной и тяжелой в моральном отношении потерей. У потерпевших развиваются апатия, депрессия, упадок духа, случаются приступы гнева. Исчезает уважение к себе, обостряется чувство ранимости, теряется доверие к окружающим.

После раскрытия преступления и осуждения преступника правоохранительные органы перестают интересоваться состоянием и судьбой жертвы, поскольку основным критерием оценки их деятельности является раскрытие преступления, розыск и наказание преступника. Жертва преступления остается наедине со своим несчастьем, что нередко приводит к трагедии.

В отношении правонарушителя уголовный процесс носит клеймящий характер и затрудняет его реинтеграцию в общество. Места лишения свободы существенно углубляют отчуждение правонарушителей от законопослушного общества. Ужесточение наказаний, объединяя все большее количество правонарушителей в колониях и тюрьмах, содействует воспроизводству криминальной субкультуры. Приведенные ниже данные статистики по России показывают тенденцию к ужесточению наказаний, что особенно нетерпимо в отношении несовершеннолетних, нарушивших закон .

Структура несовершеннолетних осужденных по основным мерам наказания, назначаемых судом в 2002 г. (в процентном отношении)

Лишение свободы – 24,5

Условное осуждение – 74,6

Структура несовершеннолетних, осужденных к лишению свободы, по срокам заключения (в процентном отношении)

Сравним процент лишения свободы по взрослым заключенным в ФРГ:

Относительная доля приговоров к лишению свободы в ФРГ (в процентном отношении):

В ФРГ, например, относительная доля приговоров к лишению свободы изменялась в направлении, прямо противоположном росту преступности: 37% - в 1950 г.; 19% - в 1960-м; 5% - в 1991-м; причем более 60% осужденных к лишению свободы (в 1991 г. - 63%) приговаривают к срокам менее одного года.

Чем больше населения проходит через места лишения свободы, тем больше это способствует распространению терпимости к преступному поведению, усилению враждебности к работникам правоохранительных органов и судов, закреплению ориентации населения на криминальные авторитеты как образцы поведения, а также на силовое разрешение конфликтов и агрессивность в отношениях как норму поведения. Из рассказа социального работника Надежды Марченко о встрече с заключенным воспитательной колонии:Во время одной из моих поездок в воспитательную колонию мы беседовали с 15-летним подростком, осужденным за убийство. Втроем с друзьями они заживо сожгли бомжа. К моменту нашего разговора он находился в колонии уже около года. Я спросила: «Это, наверное, было страшно. Смог ли ты простить себя?» Он ответил: «Сначала мне действительно снились кошмары. Хотелось все исправить, вернуть назад, чтобы этого всего не было. Прошло время, я попал в колонию. А здесь все нормально. Моя статья престижная. Меня здесь уважают».

Что такое восстановительное правосудие?

Восстановительное правосудие — это новый взгляд на то, как обществу необходимо отвечать на преступление, и построенная в соответствии с этим взглядом практика. Суть ответа состоит в том, что всякое преступление должно повлечь обязательства правонарушителя по заглаживанию вреда , нанесенного жертве. Государство и социальное окружение жертвы и правонарушителя должны создавать для этого необходимые условия. Ядром программ восстановительного правосудия являются встречи жертвы и обидчика, предполагающие их добровольное участие.

Каково назначение встреч?

Для жертв:

Для правонарушителей:

    на встречах создаются условия для принятия ответственности, правонарушитель вместе с жертвой принимает решение о размере и форме возмещения ущерба.

Для ближайшего социального окружения:

В настоящее время в различных регионах мира (в Европе, Северной Америке, Австралии, Новой Зеландии и Южной Африке) многие криминальные ситуации разрешаются с помощью программ восстановительного правосудия; часть этих программ сформировалась под влиянием традиционной культуры коренных народов.

В Декларации «Основные принципы использования программ восстановительного правосудия в уголовных делах», принятой Экономическим и Социальным Советом ООН 24 июля 2002 г., программы восстановительного правосудия связываются с восстановительными процессами или восстановительными результатами. Восстановительный процесс предполагает вовлечение и активное участие всех затронутых преступлением людей в работу по решению проблем, возникших в результате преступления, с помощью посредника — справедливой и беспристрастной третьей стороны. Восстановительный результат направлен на заключение соглашения (договора), достигаемого в результате восстановительного процесса. В данном соглашении фиксируется последовательность конкретных действий правонарушителя, направленных на возмещение ущерба, нанесенного жертве, и способствующих восстановлению репутации правонарушителя в ближайшем социальном окружении (это может быть, например, труд, полезный для местного сообщества).

«Подобная практика может принимать самые разные формы, часто комбинированные, например:

    жертва и преступник делятся своими взглядами (мнением) на происшедшее для того, чтобы лучше понять друг друга;

    принесение извинения и добровольное участие в достижении согласия – способы, с помощью которых правонарушитель пытается возместить ущерб;

    добровольное согласие со стороны нарушителя предпринять какое-либо иное действие, например поработать на сообщество или принять участие в реабилитационной программе (косвенная реабилитация);

    разрешение любого конфликта между жертвой и правонарушителем или между их семьями или друзьями;

Основные понятия, принципы и типы программ восстановительного правосудия

Понятие преступления в карательном и восстановительном правосудии.

Важнейшей предпосылкой для оформления идеи и становления практики восстановительного правосудия явилась критика способа, присущего официальному уголовному правосудию.

Какие понятия определяют этот способ? Прежде всего — понятие преступления. Согласно ч. 1 ст. 14 Уголовного кодекса Российской Федерации, «преступлением признается виновно совершенное общественно опасное деяние, запрещенное настоящим Кодексом под угрозой наказания». Фактически преступление ― это акт, совершенный против правил, принятых государством. В свое время такое понимание преступления было безусловно прогрессивным и служило для защиты прав граждан. В раннем средневековье, когда людей нередко арестовывали и ссылали по произволу чиновников, нужно было регламентировать процедуры лишения свободы. В результате именно нарушение нормы закона стало важнейшим основанием применения санкций. Уже в XIV в. в Англии существовала практика доставления арестованного к судье, который решал, оставить обвиняемого под стражей или отпустить под залог. В ХVII в. там был принят Акт, запрещающий подвергать лицо аресту без решения судьи («Habeas Сorpus Аct»).

Юридические основания ареста предполагали классификацию преступлений и систему соответствующих им мер наказания. Решению этих задач (классификации и ранжирования преступлений) посвящали свои работы выдающиеся юристы ХVII — XVIII вв.

Когда началась такая работа, возникли новые проблемы. Первая заключалась в том, чтобы регламентировать деятельность тех, кто применяет законы. С постановки этого вопроса зародилась дисциплина уголовно-процессуального права. Второй вопрос: как учитывать в процессуальном смысле специфику деяний? Уголовно наказуемые деяния стали делить на проступки и преступления. Разным деяниям стал придаваться разный процессуальный статус, и возникли исследования в области дифференциации уголовного процесса. Третьей проблемой стало определение критериев криминализации деяний.

Преступление, с точки зрения ряда криминологов, есть определенная юридическая конструкция. То, что подпадает под признаки преступления, исторически меняется. Более того, есть действия, которые ни один человек, будучи в здравом уме и твердой памяти, никогда не будет квалифицировать как преступные, хотя формально они могут содержать все признаки преступления.

Интересно выразил точку зрения на преступление как на юридическую конструкцию Н. Кристи:

«Возьмем детей. Своих и чужих. С большинством из них бывают случаи, когда их поведение с точки зрения закона можно назвать преступным. Скажем, из кошелька пропали деньги. Сын не говорит правду, по крайней мере — всю правду, где он провел вечер. Он колотит своего брата. Однако в таких случаях мы не применяем категории уголовного права. Мы не называем детей преступниками, равно как не называем их действия преступлениями. Почему? Просто потому, что это кажется несправедливым. Почему несправедливым? Потому, что мы слишком много знаем. Мы знаем ситуацию в целом — сыну отчаянно нужны были деньги, он влюбился первый раз в жизни, брат дразнил его так, что невозможно было терпеть, — т. е. его поступки объяснимы, и тут нечего добавить с точки зрения уголовного права. И своего сына мы прекрасно знаем по тысячам его поступков. При условии исчерпывающего знания юридические категории слишком узки. Сын действительно взял эти деньги, но мы помним множество случаев, когда он щедро делился деньгами или сладостями, мы помним о его сердечности. Он действительно стукнул своего брата, но куда чаще утешал его. Он действительно солгал, но по своей натуре он глубоко правдив.Таков он. Но это не обязательно верно в отношении мальчика, который вот сейчас переходит улицу.

Действия не являются, а становятся теми или иными. То же и с преступностью. Преступлений как таковых не существует. Некоторые действия становятся преступлениями в результате долгого процесса придания смысла этим действиям”.

Но если преступление является только юридической конструкцией, есть ли у нас иные, чем меняющийся закон, основания для понимания, что преступление есть зло и что люди должны воспитываться в идеологии нетерпимости к совершению преступления?

Одно из оснований находится в концепции прав человека, и интерпретация преступления как вреда, который нанесен личности и отношениям, видимо, имеет корни в правозащитной философии. Есть также попытка узнать, что сами люди считают преступлением. Приведем точку зрения известного австралийского криминолога Дж. Брэйтуэйта. Опираясь на данные многочисленных эмпирических исследований, он утверждает, что у большинства людей совпадает оценка тяжести большого количества самых разнообразных преступлений. Эта оценка касается таких криминальных действий, где преступник, как хищник «охотится» на жертву (Брейтуэйт называет их «насильственно-хищническими» преступлениями).

Но, даже если мы признаем нетерпимость действий, которые квалифицируются как преступные, остается вопрос о способе реагирования на них.

Когда виновность установлена, виновному назначают наказание, далее следует его исполнение. Но в этом случае правонарушитель чаще всего уходит от осознания своей ответственности, а чувства и переживания жертвы игнорируются. Установление виновности и назначение наказания фактически происходят в стратегии отождествления преступления и человека, его совершившего.

Как пишет Ховард Зер, когда официальное правосудие имеет дело с преступлением, оно исходит из ряда предпосылок. Считается, что:

«1) виновность должна быть установлена;

2) виновный должен «получить по заслугам»;

3) справедливое возмездие предполагает страдания;

4) критерием правосудия является надлежащая правовая процедура;

5) действие подпадает под категорию преступления только в том случае, когда имеет место формальное нарушение закона…

В юриспруденции понятия преступления и виновности облекаются в особые формы и трактуются иначе, чем их переживают пострадавший и преступник».

В официальном российском правосудии, даже если подсудимый не приговаривается к лишению свободы, вся процедура построена на его отвержении (клеймении). Формальный язык судебного процесса, клетка, где находится подсудимый, форма обращения с ним ― все это демонстрирует, что человек, оказавшийся на скамье подсудимых, попал в особое пространство, специфику которого задают знаки клеймения, отвержения и позора, создающие непроходимую границу между ним и законопослушными гражданами. Это зачастую приводит к тому, что он ищет такую референтную группу, где может найти понимание и сочувствие. Если он избирает группу криминальной направленности, та помогает ему оправдать свои действия. Тем самым процедуры уголовной юстиции, выталкивая из общества тех, кто нарушил уголовный закон, помещая их в тюрьмы, где объединяются отверженные и заклейменные, содействуют устойчивости криминальных сообществ. Задача тюрьмы – организовать и привести к единому знаменателю неоднородную массу людей.

Способ, который практикуется в официальном российском правосудии, хотя и может изолировать правонарушителя, в конечном счете действует разрушительно на взаимоотношения людей и не содействует исцелению жертв преступлений. Россия представляет сегодня такое образование, где фактически на уровне учреждений, действующих от имени государства, объявляются незаконными инициативы, ориентированные на социальную реабилитацию правонарушителей и помощь жертвам преступлений. Отсутствие государственной политики, направленной на институциональную поддержку инициатив восстановительной направленности, и противодействие их распространению можно интерпретировать как институциональную необеспеченность практики восстановительного правосудия в России. Представление об институциональной необеспеченности распространения конструктивных и важных для общества способов разрешения конфликтов и криминальных ситуаций является важнейшей характеристикой ситуации, в которую попадают те, кто продвигают идеи и технологию восстановительного правосудия.

При этом, конечно, нельзя сбрасывать со счетов необходимость реагирования на криминальные действия, которые мы называем преступлениями. Однако, по мнению С.А.Пашина, одного из лидеров преобразований в области судебной системы и уголовного судопроизводства, учет тех неотвратимых последствий, которые влечет за собой квалификация деяния как преступления, должен привести к тому, что деяние может объявляться преступным лишь после анализа судом всех обстоятельств дела, показывающих необходимость применения к данному лицу мер уголовной репрессии.

Урбанизация и сегментация социальной жизни (когда люди знают друг друга, только исходя из отдельно выполняемых ролей) содействуют повышению роли государства в разрешении конфликтов и криминальных ситуаций. Как утверждает судья из Юкона (Канада) Б. Стюарт, сопоставляя современное и прошлое состояние правосудия:

Карательная и полностью профессионализированная организация процесса затрудняет социальную реинтеграцию правонарушителей. В рамках господствующей парадигмы уголовного процесса почти невозможно добиться ответственного поведения правонарушителя, хотя принято говорить, что тот, кто совершил преступление, должен нести ответственность. Нести ответственность в официальном правосудии значит быть наказанным. Но часто бывает, что если правонарушителю назначается наказание (особенно в виде лишения свободы), он скорее считает себя жертвой обстоятельств и уголовного правосудия, нежели осознает причиненное им зло другому человеку. И практически ничего не делает для устранения негативных последствий содеянного. Причиной многих преступлений становятся отсутствие взаимопонимания, черствость и неумение сопереживать, отсутствие навыков позитивной самореализации и стремление к получению статуса в референтной группе, личная неустроенность и неспособность избавиться в одиночку от тех или иных зависимостей.

Понимание, что есть немало случаев, когда применение уголовной репрессии не только бессмысленно, но и вредно, приводит к иному содержанию понятия преступления. Преступление как нарушение закона начинает связываться с различными аспектами криминальной ситуации. В ней находятся новые грани, в частности потенциал самих участников, которым презюмируется ресурс, позволяющий им найти самим выход из ситуации. Такой взгляд присущ восстановительному правосудию.

Преступление здесь понимается как причинение вреда конкретному человеку (группе), как насилие над людьми и отношениями. Приоритетом и одновременно принципом восстановительной юстиции является признание несправедливости, совершенной по отношению к жертве, и возникновение у обидчика обязательств по возмещению нанесенного им ущерба .

В доктринальном смысле восстановительное правосудие ставит вопрос для российской уголовной юстиции, частично решаемый в правосудии других стран. Это вопрос автономного рассмотрения процедур доказывания совершения уголовно наказуемого деяния, установления виновности в юридическом смысле и вынесения приговора — как функционально различных деятельностей, требующих качественно различной процессуальной регламентации и допускающих некарательное развитие процесса. Во многих западных странах стадии доказывания вины и назначения наказания отделены друг о друга по времени. После установления виновности суд рассматривает ситуацию подсудимого для назначения адекватного наказания, а в отдельных случаях вообще не выносит приговор, а направляет нарушителя на те или иные реабилитационные программы. Это отделение свидетельствует о концептуальном сдвиге в вопросе о виновности человека и причитающемся ему воздаянии. Виновность здесь понимается не как точечное явление, фиксирующее прошлое и замещенное юридической квалификацией. Если не разрывать стадию доказывания вины и назначения наказания, деяние и человек склеены в интерпретации, накладываемой за счет уголовного закона. Склеивание деяния и интерпретации нередко приводит к клеймению человека и стремлению подсудимого всеми путями избежать наказания и ответственности.

При различении данных стадий начинается движение в сторону представления преступления как процесса. Преступление начинает интерпретироваться в совокупности трех составляющих: прошлого, настоящего и будущего.

Прошлое фиксирует событие, требующее доказанности. Одним из базовых принципов современного судопроизводства является состязательность. Этот принцип предполагает равенство сторон перед судом, их стремление доказать свою правоту, а также делегирование полномочий по защите и обвинению профессиональным юристам. Этот принцип необходим, чтобы каждое обвинение было доказано. Но важно учитывать и будущее. Будущее с точки зрения общества требует исцеления жертвы, заглаживания вреда правонарушителем, нормализации отношений между людьми, затронутыми ситуацией преступления. Очевидно, что во многих случаях (например, так называемой бытовой преступности) последовательно реализованный принцип состязательности может углубить раскол между людьми, посеять недоверие и страх, содействовать дополнительным травмам жертвы и принуждать правонарушителя к стремлению всеми средствами «выгородить» себя. Это не значит, что мы отрицаем принцип состязательности, он необходим при юридическом доказывании вины. Но если обвиняемый признает свою вину, необходимо прежде всего решать вопросы, важные с точки зрения общества. Именно будущее должно задавать ценностные рамки механизму реагирования на преступление.

Рекомендация № R (99) 19, принятая Комитетом Министров Совета Европы 15 сентября 1999 г., – это не только предложения по проведению медиации между жертвой и правонарушителем, но и свидетельство глубоких концептуальных сдвигов в европейском правосудии. Сдвиг состоит в полагании новой ценностной рамки реагирования на преступление и задании для общественности новой роли в уголовном процессе по сравнению с ролью присяжных заседателей. Эта роль заключается в том, что в связке с юридическим способом реагирования выстраивается гуманитарная работа по исправлению последствий преступления и ресоциализации правонарушителя.

    о необходимости вовлечения в разбирательство большего числа людей: жертвы, правонарушителя и тех, кого данное происшествие могло бы коснуться, а также местного сообщества;

    признании законного интереса жертвы к возможным последствиям виктимизации, к диалогу с правонарушителем для получения извинений и возмещения ущерба;

    важности развития чувства ответственности у преступника и предоставлении ему тем самым возможности для исправления, ведущего к реинтеграции и реабилитации;

    способствовании посредничества повышению в сознании людей роли человека и сообщества в предотвращении преступлений и разного рода конфликтов, что может привести к новым, более конструктивным и менее репрессивным исходам того или иного дела.

Таким образом, можно говорить о начале изменения европейской уголовно-правовой доктрины в сторону включения в него ценностей восстановительного правосудия.

Восстановительная реакция на преступление

Потребности жертв. Восстановительное правосудие начинает осмыслять вопрос о реакции на преступление как вопрос о заглаживании вреда , нанесенного жертве . По мнению Х. Зера,

«жертвы проходят через три кризиса, три цикла, накладывающихся друг на друга. Существует кризис личности: что я за человек? хозяин ли я своей жизни? в состоянии ли я любить, если я так зол? Есть кризис взаимоотношений: кому я могу доверять, могу ли я доверять своим друзьям, могу ли я доверять своим соседям, могу ли я доверять своему партнеру в жизни?.. И третий кризис — это кризис понимания: что это за мир, в котором мы живем? Состояние жертвы характеризуется очень глубоким кризисом.

…У жертв преступлений есть потребности, которые должны быть удовлетворены системой правосудия…

Одной из них является чувство безопасности. Пострадавшие хотят знать, какие шаги будут предприняты, чтобы преступление не повторилось. Это еще и эмоциональная безопасность, когда жертвы могут излить свое горе и гнев и рассказать о своих потребностях.

Вторая потребность жертв во всем мире, удовлетворение которой они ждут от системы правосудия, это возмещение ущерба, компенсация потерь. Часто они понимают, что потери невосполнимы, но иногда важна символическая компенсация, сознание того, что кто-то взял на себя ответственность, возместив ущерб.

Третья потребность жертвы, и исследования в ряде стран ставят ее на первое место, состоит в необходимости получить ответы на вопросы о том, что же произошло на самом деле. Жертвы хотят знать, почему был выбран именно их дом, имеет ли преступник что-то против них лично…

Четвертая потребность жертвы — рассказать о случившемся, излить свои чувства…

Пятая потребность состоит в необходимости вернуть власть над собственной жизнью. Правонарушитель отнял у пострадавшего эту власть, совершив преступление. Он забрал эту власть физически, ворвавшись в его дом или взяв его в заложники. Он забрал эту власть эмоционально, когда пострадавший настолько зол, что не может справиться с собой, не может контролировать себя. Жертве нужно вернуть эту власть, хотя бы символически».

Ответственность правонарушителя . Восстановительный подход иначе, чем в официальном правосудии, трактует понятие ответственности. Ответственность правонарушителя в восстановительном правосудии включает:

Конструктивное обсуждение проблем правонарушителя и помощь ближайшего окружения в их решении создают условия для нормального возвращения человека в общество.

Организация процесса. В правосудии, имеющем целью восстановление людей и отношений, другой принцип организации процесса. В отличие от существующих моделей официального уголовного правосудия восстановительное правосудие строится на принципе самоопределения сторон, т. е. передачи самим сторонам полномочий для поиска и принятия взаимоприемлемого решения . Передача полномочий базируется на таком важнейшем ресурсе, как стремление людей договориться. Это стремление часто оказывается неактуализированным: барьеры взаимной подозрительности, агрессивные и властные привычки, нагнетание криминальной истерии со стороны масс-медиа и некоторых руководителей ведомств уголовной юстиции мешают людям самостоятельно и конструктивно разрешать конфликты, в том числе криминальные. Следовательно, этот ресурс нужно специально задействовать. В программах восстановительного правосудия это становится возможным благодаря участию посредника, медиатора (в наших программах мы называем его ведущим), который создает условия для того, чтобы люди нормализовали свои отношения и сами нашли выход.

Еще одним принципом восстановительного правосудия является привлечение ближайшего социального окружения и представителей местного сообщества для восстановления жертвы и поддержки правонарушителя в действиях по заглаживанию вреда и изменению своего поведения.

Практические формы. Реализация восстановительного подхода предполагает использование специфических форм организации процесса.

Формой работы является программа восстановительного правосудия. Ядро таких программ составляет встреча жертвы и правонарушителя, предполагающая их добровольное участие. В 70-е годы ХХ в. – после того, как успешно прошли первые программы в Канаде и США, такие специально организованные встречи получили название «программы примирения жертв и правонарушителей», или коротко — «программы примирения».

В литературе по восстановительному правосудию термин «программа» используется как минимум в двух значениях:

    как единица типа работы, отражающего социокультурные особенности территории проведения (программа примирения жертв и правонарушителей, семейная конференция, «круги правосудия» и т.п.);

    как работа по конкретному случаю.

Соответственно, в каждом случае значение слова определяется из контекста.

Встречи основаны на персонально ориентированном диалоге, где важная роль отводится сочувствию и сопереживанию, выслушиванию и поддержке. Непременным условием является нейтральность ведущего, которая в программах восстановительного правосудия трактуется особым образом. Вот как раскрывает эту специфику М. Прайз:

«Необходимость внимательно относиться к нуждам жертвы требует прямого признания той несправедливости, которая была совершена по отношению к ним. Нужно говорить жертвам следующее: “ Да, Вам причинили зло”, “это не должно было произойти с Вами”, “в этом нет Вашей вины”, “вы этого не заслуживаете”. Под процессом оказания помощи правонарушителю в осознании своей ответственности часто подразумевается, что мы должны способствовать признанию им своего преступления, а также, что он за это преступление в ответе. Мы беспристрастны относительно людей: мы работаем равно как для жертвы, так и для правонарушителя. Но что касается самого правонарушения, мы не нейтральны. Вот в чем заключается совершенно иная, особая форма нейтральности».

Ведущий устанавливает правила (не допускать оскорбительных выражений, слушать друг друга, высказываться по очереди), соблюдение которых позволяет сохранить доброжелательную атмосферу. Его задача – облегчить переговоры и перевести поток взаимных обвинений в признание несправедливости произошедшей ситуации. За счет коммуникативных техник, умения работать с сильными эмоциями и других навыков ведущий помогает сторонам выразить свои чувства и одновременно способствует снижению агрессивности. Преодоление стереотипов, возможность увидеть друг в друге переживающих и сочувствующих людей являются главными условиями душевного исцеления жертвы, достижения взаимоприемлемого соглашения, а также принятия и реализации правонарушителем плана по нейтрализации негативных последствий ситуации.

Встречи жертвы и правонарушителя исключают клеймение, как это обычно происходит в официальном уголовном процессе, где обвиняемому внушают, что порочно не только его поведение – порочен он сам (клетка, отношение судьи, прокурора). Осужденному чрезвычайно сложно вернуться в общество: на нем поставили клеймо преступника. Если где-то рядом с его местом жительства совершается преступления, чаще всего сотрудники милиции приходят к нему.

Стыд, который может переживать правонарушитель, дополняется отвержением, что затрудняет понимание обидчиком последствий своих действий, содействует его самооправданию и тяготению к таким группам, где будет признаваться его личность.

В противоположность этому программы восстановительного правосудия создают условия, в которых чувство стыда, переживаемого правонарушителем, может быть поддерживаемо реинтегрирующим (воссоединяющим) способом. Согласно концепции Дж. Брейтуэйта воссоединяющая работа со стыдом – такое донесение до обидчика боли жертвы, которое предполагает, не оправдывая негативных действий обидчика, создание условий для прощения правонарушителя жертвой и интеграции его в сообщество. Это предусматривает помощь близких людей и сообщества в компенсации нанесенного ущерба, понимание окружающими проблем правонарушителя и помощь в их разрешении.

«Работа со стыдом по воссоединяющей модели – это такое выражение общественного неодобрения (от мягкого упрека до церемоний снижения статуса), за которым непременно следуют жесты обратного принятия преступника в общину законопослушных граждан».

Обсуждение криминальных ситуаций на встречах жертвы и правонарушителя обнажает также проблемы бедственного положения тех или иных групп населения, пробелы в социализации молодежи, которые можно восполнить, привлекая к разрешению данных проблем эти группы, власть и позитивных лидеров местных сообществ.

Сегодня в мире используются разнообразные программы восстановительного правосудия .

    Программа примирения жертв и правонарушителей (Victim-Offender Reconciliation Programs — VORP), известная также под названием «медиация жертв и правонарушителей» (Victim-Offender Mediation — VOM), — самая распространенная программа. Настоящее пособие ориентировано на изложение принципов и технологии, основанных на данной программе.

    «Круги правосудия» («Sentencing Circles») — основаны на традициях североамериканских индейцев и проводятся преимущественно в Северной Америке.

    «Семейные конференции» (Family Group Conferences — FGC) — появились в Новой Зеландии и базируются на традициях коренного населения маори. В 1989 г. в Новой Зеландии был принят Закон «О детях, подростках и их семьях», согласно которому несовершеннолетние в случае совершения ими преступлений (кроме убийств) направляются на семейные конференции. Кроме представителей ближайшего социального окружения в них участвуют социальные работники, адвокаты, полицейские. Решения здесь принимаются в результате обсуждений и при достижении консенсуса. В 90-е годы опыт Новой Зеландии распространился и закрепился в Австралии.

Особенность двух последних программ состоит в привлечении представителей местных сообществ и социального окружения сторон: родственников, друзей.

    Восстановительные программы по особо тяжким преступлениям , ориентированные не столько на юридические последствия, сколько на исцеление жертв преступлений. Данные программы получили признание во многих странах, прежде всего в Бельгии.

На европейском и американском континентах наиболее распространенной остается медиация (посредничество) жертв и правонарушителей, предполагающая встречу «лицом к лицу». В настоящее время в ряде американских организаций вместо термина «программа примирения» стал использоваться термин «конференция жертв и правонарушителей». Смена термина была подготовлена анализом опыта проведения программ. Вот как описывают причины появления нового названия Х. Зер и Л. Стутсман-Амстутс:

«По мере развития программ возникало ощущение, что жертвам трудно воспринимать слово “примирение”… Такая терминология препятствует участию жертв, так как на этом этапе (они еще и не помышляют о примирении) у них еще не возникают чувства, связанные с примирением. Довольно трудно объяснить, что никого не принуждают к примирению, а просто процесс позволяет к этому прийти. В то время многие программы стали использовать название “медиация жертвы и правонарушителя” (VOM), а не “программа примирения жертвы и правонарушителя” (VORP).

В последние годы некоторые программы стали использовать термин “конференция жертвы и правонарушителя” вместо “медиации” или “примирения”. Слово “конференция” избавляет жертв от дискомфорта, вызванного словом “примирение”, и не подразумевает только переговоров о понесенном ущербе, когда они слышат термин “медиация” (посредничество). Конференция говорит о процессе, в котором принимают участие. Это слово более гибкое, так как может предполагать разное количество участников, в том числе местное население, если есть необходимость. Медиация иногда рассматривается как метод, принадлежащий определенной культуре, а в слове “конференция” это также отсутствует. В области медиации жертвы и правонарушителя термин “конференция” впервые был употреблен вместе с использованием “семейных конференций”, в которых принимают участие разные группы людей. По этой причине мы решили принять термин “конференция жертвы и правонарушителя” в качестве общего термина для подходов, которые обеспечивают встречу жертв, правонарушителей и других заинтересованных лиц в процессе, осуществляемом одним или более фасилитаторами».

В России мы используем несколько терминов. Остается термин «программа примирения жертв и правонарушителей». В последнее время мы стали называть наши программы встречами жертвы и правонарушителя по заглаживанию вреда, что имеет смысл употреблять ведущим при предварительных контактах со сторонами. В термине «заглаживание вреда» проясняется гуманистическое ядро восстановительного правосудия. Здесь подчеркивается, что преступление налагает на правонарушителя обязательство загладить вред, который он нанес. В то же время здесь признается роль жертвы как реального «потребителя» услуг по заглаживанию вреда. Важно также, что термин «заглаживание вреда» присутствует в Уголовном кодексе Российской Федерации как смягчающее вину обстоятельство.

Можно ли считать восстановительное правосудие собственно правосудием?

Программы восстановительного правосудия представляют собой альтернативу принятому сегодня карательному способу реакции государства на преступление. В то же время, восстановительное правосудие представляет проект преобразования уголовной юстиции в целом (понятие более широкое, чем правосудие). Фактически альтернативой монопольного осуществления карательного подхода является восстановительное правосудие как идея связки юридического и гуманитарного способов. Что же касается реализации, то в большинстве стран программы восстановительного правосудия используются в кооперации с преобразованным процессом. Данные программы встраиваются в такую систему (структуру) официального уголовного судопроизводства, которое создает условия для проведения встреч жертвы и правонарушителя с участием медиатора, но где окончательное решение по делу принимается уполномоченным официальным органом. В этом плане пока имеет смысл говорить о восстановительном реагировании, но не об альтернативном правосудии, хотя сама по себе передача дел из официальных органов для проведения восстановительных программ и учет их результатов судом свидетельствует о появлении альтернативной трассы движения уголовного дела.

Сторонники восстановительного правосудия видят свою ближайшую задачу не в том, чтобы заменить официальное правосудие, а в том, чтобы дополнить его, акцентируя внимание на тех аспектах преступления (правонарушения), которые остаются вне поля внимания официального уголовного процесса.

Где проводятся программы восстановительного правосудия и как они поддерживаются на международном уровне?

На американском континенте программы восстановительного правосудия распространены в Канаде и многих штатах США. В Америке создана Ассоциация посредничества между жертвой и правонарушителем (VOMA). Программы восстановительного правосудия проводятся в Новой Зеландии, Австралии и Южной Африке. В Европе программы восстановительного правосудия активно действуют в практически во всех странах. 8 декабря 2000 г. состоялось официальное учреждение Европейского форума программ посредничества между жертвой и правонарушителем и восстановительной юстиции — первой в Европе международной организации, объединяющей исследователей, практиков, государственные и неправительственные организации, работающие в этой сфере. В рамках Европейского Комитета по проблемам преступности (Совет Европы) создан Комитет экспертов по организации посредничества в уголовных делах, который составил упомянутую выше Рекомендацию, где освещаются основные принципы, правовая основа, вопросы организации и развития посредничества в уголовных делах.

ООН, играя ключевую роль в выработке стратегий, международных правил, стандартов и рекомендаций по уголовному правосудию, в Венской декларации о преступности и правосудии, отмечает, наряду с прочим, «возможности реституционных подходов к правосудию, которые направлены на сокращение преступности и содействие исцелению жертв, правонарушителей и оздоровлению общин» . Пункты 27 и 28 Декларации непосредственно посвящены вопросам посредничества в уголовном правосудии.

В рамках ООН создана специальная рабочая группа, усилиями которой Экономическим и Социальным Советом ООН (ECOSOC) принята резолюция № 2000/14 в качестве проекта «Декларация основных принципах использования программ восстановительного правосудия в уголовной юстиции».

В России по инициативе Общественного Центра «Судебно-правовая реформа» программы восстановительного правосудия проводятся с 1997 г. Сотрудниками Центра подготовлены ведущие в Тюмени, Дзержинске (Нижегородская область), Перми, Лысьве, Великом Новгороде, Урае (Ханты-Мансийский автономный округ). В этих городах ведется работа с помощью программ восстановительного правосудия как по случаям уголовных преступлений, так и для разрешения конфликтов в социальной сфере. Сотрудничество Центра «Судебно-правовая реформа» с Нижегородским отделением Центра «Судебно-правовая реформа», Новгородским отделением Центра «Судебно-правовая реформа», Комиссиями по делам несовершеннолетних и защите их прав Администрации гг. Тюмени и Урая, Благотворительным фондом развития Тюмени, Центром внешкольной работы «Дзержинец» г. Тюмени, Центром поддержки растущего поколения «Перекресток» г. Москвы, позволило выработать основные элементы модели проведения программ восстановительного правосудия подходящей для России.

Основные принципы и ориентиры восстановительного и официального правосудия

восстановительное правосудие
  • деятельная ответственность правонарушителя, состоящая в принятии обязательств по заглаживанию вреда, причиненного жертве;
  • исцеление жертв — освобождение жертвы от тяжести последствий преступления;
  • активность непосредственных участников криминальной ситуации в принятии решения по поводу преступления
  • интеграция правонарушителя в общество
официальное правосудие
  • публичность права, трактуемая как ответственность преступника перед государством, а не перед жертвой;
  • неотвратимость наказания
  • государственная монополизация принятия решений по поводу реагирования на преступление
  • изоляция преступника от общества

Максудов Р.Р. Восстановительное правосудие: концепция, понятия, типы программ //Программы восстановительного правосудия. Пособие для ведущих / Под редакцией Л.М. Карнозовой и Р.Р. Максудова. М.: МОО Центр «Судебно-пра­во­вая реформа» (в печати).

Специальный доклад Уполномоченного по правам человека в Российской Федерации. Защита прав жертв террористических актов и иных преступлений. 20 марта 2003 г. // http://ombudsman.gov.ru/docum/spvta.htm.

Специальный доклад Уполномоченного по правам человека в Российской Федерации. Защита прав жертв террористических актов и иных преступлений.

См.: Преступность и правопорядок в России. Статистический аспект. 2003: Стат. сб./ Госкомстат России. – М.., 2003.

См.: Уголовная политика России. Сборник материалов //www.prison.org.

См.: Декларация основных принципов использования программ восстановительного правосудия в уголовных делах // Вестник восстановительной юстиции. Вып. 3. М.: МОО Центр «Судебно-правовая реформа», 2001. С. 111-115.

Посредничество в уголовных делах. Рекомендация № R (99) 19, принятая Комитетом Министров Совета Европы 15 сентября 1999 г., Комментарий к Приложению, ч. I // Вестник восстановительной юстиции. Вып. 2. М.: МОО Центр «Судебно-правовая реформа», 2001. С. 86-103

Понятие «правосудие» обычно трактуется как осуществляемая от имени государства деятельность судов по рассмотрению гражданских, уголовных и др. дел. Здесь мы будем использовать более широкое толкование правосудия как осуществления справедливости (справедливого разрешения конфликтной или криминальной ситуации), относя сюда работу судов, правоохранительных органов, социально-реабилитационных служб.

Исполнение надлежащей правовой процедуры считается основным признаком функционирования правовой системы.

Кристи Н . Борьба с преступностью как индустрия. Вперед к ГУЛАГу западного образца? М., 1999. С. 20-21.

Брейтуэйт Дж . Преступление, стыд и воссоединение / под общ. ред. М.Г.Флямера. М.: МОО Центр «Судебно-правовая реформа», 2002. С.72.

Зер Х. Восстановительное правосудие: новый взгляд на преступление и наказание: пер. с англ. / общ. ред. Л.М. Карнозовой. М.: МОО Центр «Судебно-правовая реформа», 2002. С. 78, 80.

Роль тюрем в воспроизводстве преступности как института исследуется в работе М. Фуко (Фуко М . Надзирать и наказывать. Рождение тюрьмы. М. «Ad Marginem», 1999).

Яркое проявление этого можно найти, например, в указаниях заместителя Генерального прокурора А.Г.Звягинцева, изложенных им в письме от 02.09.2003 № 21/2-118-03, разосланном во все прокуратуры России.

«Речь идет не о том, чтобы даровать суду право признавать деяние преступным исходя из принципа «революционной целесообразности», а, напротив, о том, чтобы разрешить ему объявлять нарушение уголовного закона непреступным, если суд не видит смысла в применении наказания, ущерб возмещен и т.п.». (Пашин С.А. Понятие преступления для системы ювенальной юстиции // Правосудие по делам несовершеннолетних. Перспективы развития. Вып. 1. М.: МОО Центр «Судебно-правовая реформа», 1999. С. 143).

Stuart B .. Circle sentencing: mediatoin and consensus «Turning swords into Ploughshares». Ассord, June 1995. Стюарт Б . Круги правосудия: медиация и консенсус «Смена мечей на орала»: пер с англ. //См.: настоящее издание.

Зер Х. Введение в восстановительное правосудие // Правосудие по делам несовершеннолетних. Перспективы развития. Вып. 1 М.: МОО Центр «Судебно-правовая реформа», 1999. С. 117–118.

Price M.. A Victim Offender Mediation Model of Neutrality. VOMA Quarterly, Vol. 7, Number 1: Winter 1995–1996. 1 p. Прайс М..Образец нейтральности для медиации жертвы и правонарушителя: пер. с англ. Архив Центра «Судебно-правовая реформа».

В уже упомянутой работе Дж. Брейтуэйта «Преступление, стыд и воссоединение» термин «reintegration shaming» переведен как внушение чувства воссоединяющего стыда. В ходе консультаций с Дж. Брэйтуэйтом мы поняли, что он в своей книге вкладывал другой смысл в данный термин. Мы предлагаем переводить термин «reintegration shaming» как «воссоединяющая работа со стыдом» или «работа со стыдом по воссоединяющей модели». Важная роль в прояснении этого вопроса принадлежит А. Тихомировой и В. Москвичеву.

Брейтуэйт Дж. Преступление, стыд и воссоединение. С. 92.

См.: Пранис К. Восстановительное правосудие, социальная справедливость и возвращение полномочий маргинальным группам населения. Пер. с англ // Вестник восстановительной юстиции. Вып. 5. М.: МОО Центр «Судебно-правовая реформа», 2003. С.79-90.

См.: Жертва встречается с преступником. Проведение программ восстановительного правосудия в тюрьмах. М.: МОО Центр «Судебно-пра­во­вая реформа», 2002.

Stutzman-Amstuts L., Zerh H. Victim Offender Conferencing in Pennsylvania’s Juvenile Justice System, 1997. Стутсман-Амстутс Л., Зер Х. Конференция жертвы и правонарушителя в системе ювенальной юстиции Пенсильвании:Пер. с англ. Архив Центра «Судебно-правовая реформа».

См.: Устав Европейского форума программ посредничества между жертвой и правонарушителем и восстановительной юстиции // Вестник восстановительной юстиции. М.: МОО Центр «Судебно-правовая реформа, 2001. № 2. С. 80-85. Флямер М. Сообщение об организации движения за восстановительное правосудие в Европе // Там же. С. 73-79.

Принята на Х конгрессе по предупреждении преступности и обращению с правонарушителями (Вена, 10–17 апреля 2000 г.).

См.: Лунеев В.В. Десятый конгресс ООН по предупреждению преступности и обращению с правонарушителями, его место в истории конгрессов // Государство и право. 2000. № 9. С. 95-100.

См.: Вестник восстановительной юстиции. Вып. 3. М.: МОО Центр «Судебно-правовая реформа», 2001. С. 111-115.

В настоящее время восстановительное правосудие рассматривается как движение за справедливость, которое дополняет официальную форму правосудия, вовлекает сами стороны и общественность в решение последствий преступления, способствуя ресоциализации преступника и уменьшая количество уголовных наказаний.

Восстановительное правосудие призвано не отменить официальное правосудие, а придать ему за счет использования определенного способа разрешения криминальных ситуаций восстановительный характер . Обычно программы восстановительного правосудия реализуются за счёт партнерства общественности и правосудия. В рамках такого партнерства разрабатывается порядок направления случаев и определяется юридическое значение результатов, полученных в ходе прохождения участниками такой программы.

Существует несколько моделей (форм) восстановительного правосудия. Самые распространённые из них:

Программы примирения потерпевших и правонарушителей (известные также под названиями "медиация" или "посредничество", а также "примирение жертв и правонарушителей", "конференции жертв и правонарушителей");

Круги правосудия - программы, основанные на традициях североамериканских индейцев, которые проводятся преимущественно в Канаде;

Семейные конференции, родина которых - Новая Зеландия, где они узаконены и базируются на традициях коренного населения - маори.

Сегодня восстановительное правосудие успешно функционирует в различных формах в таких регионах мира, как Европа, Северная Америка, Австралия, Новая Зеландия и Южная Африка, причём в большинстве стран оно не только внедрено в качестве пилотных программ, но и закреплено на уровне национального законодательства.

Примирение потерпевшего и правонарушителя

Программы примирения потерпевших и правонарушителей являются самой распространённой формой восстановительного правосудия. В качестве основного элемента технологий в таких программах используется посредничество (медиация). Деятельность программ заключается в организации встречи потерпевшего и правонарушителя лицом к лицу по делам, которые поступают из следственных и судебных органов. Встреча предполагает добровольное участие каждой из сторон и происходит только в случае, если правонарушитель признал факт совершения им преступления.

Подготовкой и проведением встреч - процедур примирения - занимается специальный посредник (медиатор), который выступает в роли ведущего и является нейтральным лицом. Посредник - не судья и не арбитр. Он не имеет права навязывать сторонам своё видение проблемы или свой вариант решения. Его главная цель - помочь сторонам прийти к взаимопониманию. Ведущий устанавливает правила (не допускать оскорбительных выражений, слушать друг друга, говорить по одному и т.п.), соблюдение которых позволяет сохранить доброжелательную атмосферу во время процедуры примирения. Его задача - облегчить переговоры и перевести поток взаимных обвинений в признание несправедливости сложившейся ситуации. За счет техник перефразирования, выделения в высказываниях конструктивных оснований, активного слушания, умения работать с сильными эмоциями и т.п. посредник помогает сторонам выразить свои чувства и одновременно способствует снижению агрессивности и пробуждению человечности участников встречи.

Во время встречи потерпевшего и правонарушителя сторонам предлагается рассказать свою версию происшествия и то, каким образом преступление повлияло на их дальнейшую жизнь . У каждой из сторон есть право задавать вопросы. Далее они совместно решают, что делать с последствиями преступления. В случае согласия они подписывают договор, который часто является решением по поводу материальной компенсации ущерба. Однако это не единственная возможность компенсации. Иногда правонарушители соглашаются отработать в пользу потерпевшего или в пользу сообщества. По мнению главного идеолога восстановительного правосудия - Ховарда Зера - встречи потерпевшего и правонарушителя могут стать знаменательным событием в жизни каждой из сторон.

Потерпевший может задавать все волнующие его вопросы, говорить о своих чувствах и давать понять преступнику, что он пережил в результате преступления, и как это изменило его жизнь. Кроме этого, у жертвы есть возможность понять, что значит преступление для того, кто его совершил. Поскольку потерпевший встречается лично с правонарушителем, его стереотипы пересматриваются, а страх уменьшается. Появляется шанс не только получить компенсацию, но и непосредственно принять участие в решении характера такой компенсации. Таким образом, программа примирения потерпевших и правонарушителей создаёт условия для выявления чувств, обмена информацией и возмещения ущерба, возвращая при этом потерпевшим чувство уверенности и контроля над ситуацией. В то же время у правонарушителей появляется возможность увидеть в жертвах реальных людей. Они узнают о последствиях преступления из первых рук, что приводит к новому взгляду на предыдущие стереотипы и попытки самооправдания. Таким образом, у преступника есть шанс восстановить справедливость конкретными действиями, а также высказать раскаяние и попросить прощения.

Программы примирения потерпевших и правонарушителей появились в конце 70-х годов США и в начале 80-х - в Европе. Первой из европейских стран, инициировавшей такую программу, была Великобритания. На сегодняшний день программы примирения успешно функционируют в Норвегии, Финляндии, Австрии, Германии, Франции и закреплены на уровне национального законодательства. В других странах Европы были предприняты первые шаги в виде пилотных проектов (Дания, Швеция, Нидерланды, Ирландия, Испания и Италия). На протяжении последних лет активизировалось движение за внедрение программ примирения в Восточной Европе. В Польше и Чехии после завершения экспериментального периода программы примирения (медиации) были не только внедрены, но и закреплены на законодательном уровне.

Круги правосудия

Круги правосудия берут своё начало в традициях индейцев Канады и севера США и являются одной из форм восстановительного правосудия. Как и семейные конференции, модель кругов правосудия позволяет включить в правовую систему некоторые традиционные способы решения конфликтов. Здесь решение также принимается в результате обсуждений и лишь при достижении консенсуса, однако, в отличие от семейных конференций, число участников кругов значительно больше.

Начиная с 1980-х, индейцы и местные органы правопорядка Юкона (США) начали развивать партнерство между общинами и официальными органами правопорядка с целью построения совместной ответственности для разрешения проблем преступности посредством общинных кругов правосудия. На сегодняшний день многие суды севера США и Канады используют круги для усиления вовлеченности и участия общины (соседей) в уголовном правосудии. Такая форма правосудия способствует созданию среды, где потерпевшие могут быть услышаны, а правонарушители обретают возможность покаяться в содеянном и принять участие в выработке значимых для них путей обретения ответственности.

Круги правосудия представляют собой процесс и структуру усиления участия местных общин в решении проблем правосудия. В традиционных американских культурах групповые обсуждения являются частью устной традиции, передаваемой от поколения к поколению. Такие групповые обсуждения могут служить многим целям, а не только задаче консолидации людей. Для представителя этих культур подобного рода собрание является формой совместного существования и воплощает в себе власть и таинство.

Несмотря на то, что круги рассматриваются как старое средство вовлечения представителей общины в разрешение споров, они лишь недавно были возвращены к жизни в качестве одного из вариантов развития модели восстановительного правосудия. Метод кругового обсуждения породил большой интерес и значительное число последователей во всём мире.

Круги правосудия могут принимать различные формы и могут быть задействованы практически на любом этапе уголовного процесса. Существуют круги взаимопонимания, восстановительные круги (для правонарушителя и семьи, для потерпевшего и семьи, для правонарушителя, потерпевшего и общины), круги вынесения приговора и проверки приговора на соответствие. Каждый из таких кругов имеет различные цели и структуру, а сам процесс может несколько видоизменяться. Кроме этого, круги вбирают в себя многие компоненты других форм восстановительного правосудия: сведение жертв и правонарушителей вместе лицом к лицу, что приобретает форму посредничества между правонарушителем и потерпевшим; привлечение членов семей и друзей потерпевших и правонарушителей к участию в семейном/общинном совещании.

Семейные конференции

Семейные конференции являются одной из форм восстановительного правосудия. Своё начало они берут из традиций коренного населения Новой Зеландии - маори. Для большинства маори западная модель правосудия была варварством и себя не оправдывала. Они утверждали, что западная система нацелена на наказание, а не на решение самой проблемы. По их мнению, окончательное решение навязывалось государством, а не принималось в результате переговоров всех заинтересованных сторон. Ни семья , ни сообщество не принимали участия в процессе, оставляя виновного один на один с его проблемой.

Таким образом, в результате дискуссий в 1989 году правительством Новой Зеландии был принят закон "О детях, молодёжи и их семьях". На основе этого закона дела, возбужденные в результате совершения преступления несовершеннолетними, передаются полицией для решения на cемейной конференции. Вместо слушаний в суде социальный работник организовывает встречу потерпевшего и правонарушителя - cемейную конференцию. В этой встрече принимают также участие семьи сторон, дальние родственники (особенно в неполных и неблагополучных семьях) и авторитетные в сообществе люди. Кроме этого, на встречу могут приглашаться и социальные работники, друзья, учителя и т.д. Во время встречи все присутствующие имеют право выразить свои чувства, изучит факты и найти общее решение проблемы, в том числе - возместить нанесённый потерпевшему ущерб. И главное - такое решение должно быть единодушным.

Семейные конференции собирают большое количество людей. Однако именно в кругу семьи открывается полноценная возможность для правонарушителя облегчить причинённое зло. Правонарушителю тяжело встретиться с жертвой, но ещё тяжелее посмотреть в глаза своим родителям. Поскольку правонарушитель является членом семьи, конференция предоставляет возможность его поддержать. В процессе обсуждения семья разрабатывает согласованную стратегию последующих действий и поощряет преступника взять на себя ответственность и, по возможности, исправить нанесенное зло, и при этом даёт ему почувствовать поддержку.

В рамках закона семейные конференции используются как альтернатива суду (до вынесения судебного решения о виновности) и на стадии, предшествующей назначению наказания (после вынесения судебного решения). Они также создают возможности для альтернативной системы признания ответственности за содеянное и, следовательно, применимы на этапе вынесения судебного решения. В результате было доказано, что механизм семейной конференции может использоваться как часть формальной системы правосудия.

Весьма примечательной чертой модели семейной конференции является широкое использование решений, связанных с участием местных сообществ, что приводит к последующему снижению количества молодых людей в государственных исправительных учреждениях. В этом отношении и в силу своей ориентации на неформальные процедуры новозеландская модель способна приносить положительные результаты в течение долгого времени. В Новой Зеландии семейные конференции функционируют настолько успешно, что около 80% уголовных дел закрывается после их проведения.