Рэй брэдбери над пропастью во ржи. Над пропастью во ржи (роман)

Джером Д. Сэлинджер

Над пропастью во ржи

Моей матери

Если вам на самом деле хочется услышать эту историю, вы, наверно, прежде всего захотите узнать, где я родился, как провел свое дурацкое детство, что делали мои родители до моего рождения, - словом, всю эту давид-копперфилдовскую муть. Но, по правде говоря, мне неохота в этом копаться. Во-первых, скучно, а во-вторых, у моих предков, наверно, случилось бы по два инфаркта на брата, если б я стал болтать про их личные дела. Они этого терпеть не могут, особенно отец. Вообще-то они люди славные, я ничего не говорю, но обидчивые до чертиков. Да я и не собираюсь рассказывать свою автобиографию и всякую такую чушь, просто расскажу ту сумасшедшую историю, которая случилась прошлым рождеством. А потом я чуть не отдал концы, и меня отправили сюда отдыхать и лечиться. Я и ему - Д.Б. - только про это и рассказывал, а ведь он мне как-никак родной брат. Он живет в Голливуде. Это не очень далеко отсюда, от этого треклятого санатория, он часто ко мне ездит, почти каждую неделю. И домой он меня сам отвезет - может быть, даже в будущем месяце. Купил себе недавно «ягуар». Английская штучка, может делать двести миль в час. Выложил за нее чуть ли не четыре тысячи. Денег у него теперь куча. Не то что раньше. Раньше, когда он жил дома, он был настоящим писателем. Может, слыхали - это он написал мировую книжку рассказов «Спрятанная рыбка». Самый лучший рассказ так и назывался - «Спрятанная рыбка», там про одного мальчишку, который никому не позволял смотреть на свою золотую рыбку, потому что купил ее на собственные деньги. С ума сойти, какой рассказ! А теперь мой брат в Голливуде, совсем скурвился. Если я что ненавижу, так это кино. Терпеть не могу.

Лучше всего начну рассказывать с того дня, как я ушел из Пэнси. Пэнси - это закрытая средняя школа в Эгерстауне, штат Пенсильвания. Наверно, вы про нее слыхали. Рекламу вы, во всяком случае, видели. Ее печатают чуть ли не в тысяче журналов - этакий хлюст, верхом на лошади, скачет через препятствия. Как будто в Пэнси только и делают, что играют в поло. А я там даже лошади ни разу в глаза не видал. И под этим конным хлюстом подпись: «С 1888 года в нашей школе выковывают смелых и благородных юношей». Вот уж липа! Никого они там не выковывают, да и в других школах тоже. И ни одного «благородного и смелого» я не встречал, ну, может, есть там один-два - и обчелся. Да и то они такими были еще до школы.

Словом, началось это в субботу, когда шел футбольный матч с Сэксонн-холлом. Считалось, что для Пэнси этот матч важней всего на свете. Матч был финальный, и, если бы наша школа проиграла, нам всем полагалось чуть ли не перевешаться с горя. Помню, в тот день, часов около трех, я стоял черт знает где, на самой горе Томпсона, около дурацкой пушки, которая там торчит, кажется, с самой войны за независимость. Оттуда видно было все поле и как обе команды гоняют друг дружку из конца в конец. Трибун я как следует разглядеть не мог, только слышал, как там орут. На нашей стороне орали во всю глотку - собралась вся школа, кроме меня, - а на их стороне что-то вякали: у приезжей команды народу всегда маловато.

На футбольных матчах всегда мало девчонок. Только старшеклассникам разрешают их приводить. Гнусная школа, ничего не скажешь. А я люблю бывать там, где вертятся девчонки, даже если они просто сидят, ни черта не делают, только почесываются, носы вытирают или хихикают. Дочка нашего директора, старика Термера, часто ходит на матчи, но не такая это девчонка, чтоб по ней с ума сходить. Хотя в общем она ничего. Как-то я с ней сидел рядом в автобусе, ехали из Эгерстауна и разговорились. Мне она понравилась. Правда, нос у нее длинный, и ногти обкусаны до крови, и в лифчик что-то подложено, чтоб торчало во все стороны, но ее почему-то было жалко. Понравилось мне то, что она тебе не вкручивала, какой у нее замечательный папаша. Наверно, сама знала, что он трепло несусветное.

Не пошел я на поле и забрался на гору, так как только что вернулся из Нью-Йорка с командой фехтовальщиков. Я капитан этой вонючей команды. Важная шишка. Поехали мы в Нью-Йорк на состязание со школой Мак-Берни. Только состязание не состоялось. Я забыл рапиры, и костюмы, и вообще всю эту петрушку в вагоне метро. Но я не совсем виноват. Приходилось все время вскакивать, смотреть на схему, где нам выходить. Словом, вернулись мы в Пэнси не к обеду, а уже в половине третьего. Ребята меня бойкотировали всю дорогу. Даже смешно.

И еще я не пошел на футбол оттого, что собрался зайти к старику Спенсеру, моему учителю истории, попрощаться перед отъездом. У него был грипп, и я сообразил, что до начала рождественских каникул я его не увижу. А он мне прислал записку, что хочет меня видеть до того, как я уеду домой, Он знал, что я не вернусь.

Да, забыл сказать - меня вытурили из школы. После рождества мне уже не надо было возвращаться, потому что я провалился по четырем предметам и вообще не занимался и все такое. Меня сто раз предупреждали - старайся, учись. А моих родителей среди четверти вызывали к старому Термеру, но я все равно не занимался. Меня и вытурили. Они много кого выгоняют из Пэнси. У них очень высокая академическая успеваемость, серьезно, очень высокая.

Словом, дело было в декабре, и холодно, как у ведьмы за пазухой, особенно на этой треклятой горке. На мне была только куртка - ни перчаток, ни черта. На прошлой неделе кто-то спер мое верблюжье пальто прямо из комнаты, вместе с теплыми перчатками - они там и были, в кармане. В этой школе полно жулья. У многих ребят родители богачи, но все равно там полно жулья. Чем дороже школа, тем в ней больше ворюг. Словом, стоял я у этой дурацкой пушки, чуть зад не отморозил. Но на матч я почти и не смотрел. А стоял я там потому, что хотелось почувствовать, что я с этой школой прощаюсь. Вообще я часто откуда-нибудь уезжаю, но никогда и не думаю ни про какое прощание. Я это ненавижу. Я не задумываюсь, грустно ли мне уезжать, неприятно ли. Но когда я расстаюсь с каким-нибудь местом, мне надо почувствовать , что я с ним действительно расстаюсь. А то становится еще неприятней.

Мне повезло. Вдруг я вспомнил про одну штуку и сразу почувствовал, что я отсюда уезжаю навсегда. Я вдруг вспомнил, как мы однажды, в октябре, втроем - я, Роберт Тичнер и Пол Кембл - гоняли мяч перед учебным корпусом. Они славные ребята, особенно Тичнер. Время шло к обеду, совсем стемнело, но мы все гоняли мяч и гоняли. Стало уже совсем темно, мы и мяч-то почти не видели, но ужасно не хотелось бросать. И все-таки пришлось. Наш учитель биологии, мистер Зембизи, высунул голову из окна учебного корпуса и велел идти в общежитие, одеваться к обеду. Как вспомнишь такую штуку, так сразу почувствуешь: тебе ничего не стоит уехать отсюда навсегда, - у меня по крайней мере почти всегда так бывает. И только я понял, что уезжаю навсегда, я повернулся и побежал вниз с горы, прямо к дому старика Спенсера. Он жил не при школе. Он жил на улице Энтони Уэйна.

Я бежал всю дорогу, до главного выхода, а потом переждал, пока не отдышался. У меня дыхание короткое, по правде говоря. Во-первых, я курю, как паровоз, то есть раньше курил. Тут, в санатории, заставили бросить. И еще - я за прошлый год вырос на шесть с половиной дюймов. Наверно, от этого я и заболел туберкулезом и попал сюда на проверку и на это дурацкое лечение. А в общем я довольно здоровый.

Словом, как только я отдышался, я побежал через дорогу на улицу Уэйна. Дорога вся обледенела до черта, и я чуть не грохнулся. Не знаю, зачем я бежал, наверно, просто так. Когда я перебежал через дорогу, мне вдруг показалось, что я исчез. День был какой-то сумасшедший, жуткий холод, ни проблеска солнца, ничего, и казалось, стоит тебе пересечь дорогу, как ты сразу исчезнешь навек.

Ух, и звонил же я в звонок, когда добежал до старика Спенсера! Промерз я насквозь. Уши болели, пальцем пошевельнуть не мог. «Ну, скорей, скорей!» - говорю чуть ли не вслух. - Открывайте!» Наконец старушка Спенсер мне открыла. У них прислуги нет и вообще никого нет, они всегда сами открывают двери. Денег у них в обрез.

Холден! - сказала миссис Спенсер. - Как я рада тебя видеть! Входи, милый! Ты, наверно, закоченел до смерти?

Мне кажется, она и вправду была рада меня видеть. Она меня любила. По крайней мере, мне так казалось.

Я пулей влетел к ним в дом.

Как вы поживаете, миссис Спенсер? - говорю. - Как здоровье мистера Спенсера?

Дай твою куртку, милый! - говорит она. Она и не слышала, что я спросил про мистера Спенсера. Она была немножко глуховата.

Она повесила мою куртку в шкаф в прихожей, и я пригладил волосы ладонью. Вообще я ношу короткий ежик, мне причесываться почти не приходится.

Как же вы живете, миссис Спенсер? - спрашиваю, но на этот раз громче, чтобы она услыхала.

Прекрасно, Холден. - Она закрыла шкаф в прихожей. - А ты-то как живешь?

Название этого произведения неразрывно связано в сознании современного общества с темой взросления, становления личности, обретения самого себя. Анализ «Над пропастью во ржи» означает возвращение в юношество ради понимания главного героя, его психологии, тонкостей и многогранности созревающей, только появляющейся на свет натуры.

За свой, пусть и не такой долгий, как хотелось бы, творческий путь Сэлинджер успел зарекомендовать не только как весьма таинственная, своенравная и свободолюбивая личность. Тот факт, что автор «Над пропастью во ржи» (анализ произведения будет представлен в данной статье) был настоящим психологом, тонко чувствующим каждую грань человеческой души, не требует никаких дополнительных пояснений.

Что роман значит для всего мира

Двадцатый век, столь богатый на литературные шедевры в целом, сумел подарить миру и этот потрясающий роман о взрослении в мире американской действительности. Анализ «Над пропастью во ржи», пожалуй, следует начать с определения его значимости для мировой культуры.

Только появившись на прилавках книжных магазинов, роман сумел вызвать настоящий фурор среди читателей всех возрастов в силу своей глубокой психологичности, актуальности и полнейшего соответствия духу времени. Произведение было переведено почти на все языки мира и даже сейчас не теряет своей популярности, оставаясь бестселлером в самых разных уголках земного шара. Анализ «Над пропастью во ржи» как одного из величайших произведений американской литературы двадцатого века включен в обязательную программу школ и высших учебных заведений.

Сквозь призму свершающейся личности

Повествование в данном произведении ведется от лица семнадцатилетнего юноши - Холдена Колфилда, перед которым открывается мир в новое будущее, взрослую жизнь. Читатель видит окружающую действительность сквозь призму его развивающейся, зреющей личности, которая только становится на дорогу в будущее, прощаясь с детством. Мир, воплощенный в этой книге, нестабилен, многогранен и калейдоскопичен, как и само сознание Холдена, постоянно впадающего из одной крайности в другую. Это история, рассказанная от лица человека, не приемлющего лжи ни в каких ее проявлениях, но вместе с тем примеряющей ее на себя, будто маску взрослого человека, которым хочется порой казаться юноше.

Анализ «Над пропастью во ржи» - это, по сути, путешествие читателя в самые потаенные, самые глубокие человеческие переживания, показанные глазами уже не ребенка, но еще не взрослого.

Максимализм в романе

Поскольку главному герою всего семнадцать лет, повествование в книге ведется соответствующим образом. Оно то замедляется, представляя собой незащищенную созерцательность, то ускоряется - одна картинка сменяется другой, эмоции вытесняют друг друга, поглощая не только Холдена Колфилда, но и читателя вместе с ним. В целом роману характерно удивительное единство героя и человека, взявшего в руки книгу.

Как и любому юноше его возраста, Холдену свойственно гиперболизировать действительность - школа Пэнси, из которой его отчисляют за неуспеваемость, кажется ему настоящим воплощением несправедливости, напыщенности и лжи, а стремление взрослых казаться теми, кем они не являются - настоящим преступлением в отношении чести, заслуживающим лишь отвращения.

Кто такой Холден Колфилд

В романе «Над пропастью во ржи» анализ главного героя требует особо внимательного и кропотливого подхода, ведь именно его глазами видит мир читатель. Холдена сложно назвать примером нравственности - он вспыльчив и порой ленив, непостоянен и несколько груб - свою подругу Салли он доводит до слез, о чем потом сожалеет, да и другие его поступки весьма часто вызывают неодобрение читателя. Это обусловлено его пограничным состоянием - юноша уже выходит из детства, однако еще не готов к переходу во взрослую, независимую жизнь.

Услышав случайно отрывок из популярной песни, он находит, как ему кажется, свое предназначение, решая стать ловцом во ржи.

Смысл названия

В оригинале роман называется «Catcher in the rye». Врываясь в текст романа в словах популярной песни, данный образ неоднократно всплывает в сознании юного Холдена Колфилда, отождествляющего себя с ловцом. По мнению героя, его жизненное предназначение состоит в том, чтобы уберегать детей от взрослого, жестокого мира, исполненного лжи и притворства. Сам Холден не стремится взрослеть и не хочет допустить свершения этого процесса для кого-либо.

Что хотел сказать таким названием читателю Сэлинджер? «Над пропастью во ржи», анализ которого требует комплексного, широкого подхода, - это роман, исполненный удивительной символики и тайных смыслов. Образ ржаного поля над пропастью воплощает в себе сам процесс взросления человека, окончательный, наиболее решительный шаг к новому будущему. Возможно, именно этот образ был избран автором потому, что в поля уходили, как правило, молодые американские юноши и девушки для тайных свиданий.

Еще один образ-символ

Утки, непонятно куда девающиеся зимой, - еще одна не менее важная составляющая «Над пропастью во ржи». Анализ романа без его рассмотрения будет попросту неполноценным. По сути, столь наивный, немного даже глупый вопрос, мучающий героя в течение всего повествования - это еще один символ его принадлежности к детству, ведь ни один взрослый не задается этим вопросом и не может на него ответить. Это еще один мощный символ утраты, невозвратимой перемены, ожидающей главного героя.

Разрешение внутреннего конфликта

Несмотря на весьма наглядное тяготение Холдена к некоторому эскапизму, в финале романа ему приходится сделать выбор в пользу перехода во взрослую жизнь, исполненную ответственности, решительности и готовности к самым разным ситуациям. Причиной этому становится его младшая сестра Фиби, готовая ради брата пойти на столь решительный шаг, став взрослой до того, как этому придет время. Любуясь не по годам мудрой девочкой на карусели, Холден осознает, насколько важен тот выбор, перед которым он стоит и насколько велика необходимость принятия нового мира, совершенно иной действительности.

Именно об этом говорят читателю Сэлинджер, «Над пропастью во ржи», анализ произведения и его художественное своеобразие. Это путь становления длиной в жизнь, помещенный в три пережитых главным героем дня. Это безграничная любовь к литературе, чистоте и искренности, столкнувшаяся со столь многогранным, разносторонним и сложным окружающим миром. Это роман обо всем человечестве и о каждом человеке в отдельности. Произведение, которому суждено стать отражением души еще очень многих поколений.

Книгу «Над пропастью во ржи» рекомендуют для прочтения подросткам. Её даже занесли в число 100 лучших романов, написанных в 20 веке. Многие родители интересуются, о чем повествует популярная книга «Над пропастью во ржи» . Можно ли дать её своему ребенку, ведь произведение часто критиковали за грубую речь?

Изначально роман был обращен к людям среднего возраста, но потом книга стала популярна и среди молодежи. Произведение очень сильно повлияло на культуру 20 столетия. В итоге, роман перевели почти на все существующие языки.

Над пропастью во ржи: краткое содержание

Его история повествует о событиях прошлой зимы, которые и привели его к плачевному состоянию. Юноша чуть не умер, но сейчас его здоровье улучшилось. Он надеется вскоре вернуться домой. Холден рассказывает о событиях, действие которых разворачивалось в декабрьские дни 1949 года.

Все начинается с отъезда юноши из школы, последний день в которой сопровождается громкими конфликтами. По вине Холдена не состоялся фехтовальный матч. Юноша являлся капитаном, но забыл в метро все необходимое снаряжение. Но это еще не все события злополучного дня.

Парень успевает подраться со свои другом из-за неправильно сделанной домашней работы. В итоге, Холдена отчисляют из школы за неуспеваемость. К сожалению, этот случай не первый.

Парень бросил ещё несколько учебных заведений. Все они казались ему фальшивыми. Он называл их «липами». Юношу раздражают не только школы. Все люди, с которым он общается, ему не нравятся, но и одному оставаться не хочется.

В конце концов, Холден оказывается в родном Нью-Йорке. Он хотел бы вернуться к родителям, но не делает этого, так как боится рассказать о том, что его отчислили из школы. В итоге, он останавливается в отеле.

Молодой человек долго думает, чем бы ему заняться, а потом решает развлечься в ночном клубе. Ему не продают спиртное, и он отправляется в бар. В новом месте ничего хорошего также не происходит, поэтому Холден возвращается в отель, в котором происходит очередная неприятная история. Юноше приходится покинуть данное место и стать бездомным.

Парень решает уехать на Запад и все начать с белого листа там, но его останавливает младшая сестра, с которой они вместе отправляются в зоосад. Там маленькая девочка посещает аттракционы, а юноша любуется ей. Так и заканчивается книга «Над пропастью во ржи».

Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Джером Д. Сэлинджер
Над пропастью во ржи

1

Если вам на самом деле хочется услышать эту историю, вы, наверно, прежде всего захотите узнать, где я родился, как провел свое дурацкое детство, что делали мои родители до моего рождения, – словом, всю эту давид-копперфилдовскую муть. Но, по правде говоря, мне неохота в этом копаться. Во-первых, скучно, а во-вторых, у моих предков, наверно, случилось бы по два инфаркта на брата, если б я стал болтать про их личные дела. Они этого терпеть не могут, особенно отец. Вообще-то они люди славные, я ничего не говорю, но обидчивые до чертиков. Да я и не собираюсь рассказывать свою автобиографию и всякую такую чушь, просто расскажу ту сумасшедшую историю, которая случилась прошлым рождеством. А потом я чуть не отдал концы, и меня отправили сюда отдыхать и лечиться. Я и ему – Д.Б. – только про это и рассказывал, а ведь он мне как-никак родной брат. Он живет в Голливуде. Это не очень далеко отсюда, от этого треклятого санатория, он часто ко мне ездит, почти каждую неделю. И домой он меня сам отвезет – может быть, даже в будущем месяце. Купил себе недавно «ягуар». Английская штучка, может делать двести миль в час. Выложил за нее чуть ли не четыре тысячи. Денег у него теперь куча. Не то что раньше. Раньше, когда он жил дома, он был настоящим писателем. Может, слыхали – это он написал мировую книжку рассказов «Спрятанная рыбка». Самый лучший рассказ так и назывался – «Спрятанная рыбка», там про одного мальчишку, который никому не позволял смотреть на свою золотую рыбку, потому что купил ее на собственные деньги. С ума сойти, какой рассказ! А теперь мой брат в Голливуде, совсем скурвился. Если я что ненавижу, так это кино. Терпеть не могу.

Лучше всего начну рассказывать с того дня, как я ушел из Пэнси. Пэнси – это закрытая средняя школа в Эгерстауне, штат Пенсильвания. Наверно, вы про нее слыхали. Рекламу вы, во всяком случае, видели. Ее печатают чуть ли не в тысяче журналов – этакий хлюст, верхом на лошади, скачет через препятствия. Как будто в Пэнси только и делают, что играют в поло. А я там даже лошади ни разу в глаза не видал. И под этим конным хлюстом подпись: «С 1888 года в нашей школе выковывают смелых и благородных юношей». Вот уж липа! Никого они там не выковывают, да и в других школах тоже. И ни одного «благородного и смелого» я не встречал, ну, может, есть там один-два – и обчелся. Да и то они такими были еще до школы.

Словом, началось это в субботу, когда шел футбольный матч с Сэксонн-холлом. Считалось, что для Пэнси этот матч важней всего на свете. Матч был финальный, и, если бы наша школа проиграла, нам всем полагалось чуть ли не перевешаться с горя. Помню, в тот день, часов около трех, я стоял черт знает где, на самой горе Томпсона, около дурацкой пушки, которая там торчит, кажется, с самой войны за независимость. Оттуда видно было все поле и как обе команды гоняют друг дружку из конца в конец. Трибун я как следует разглядеть не мог, только слышал, как там орут. На нашей стороне орали во всю глотку – собралась вся школа, кроме меня, – а на их стороне что-то вякали: у приезжей команды народу всегда маловато.

Да, забыл сказать – меня вытурили из школы. После рождества мне уже не надо было возвращаться, потому что я провалился по четырем предметам и вообще не занимался и все такое. Меня сто раз предупреждали – старайся, учись. А моих родителей среди четверти вызывали к старому Термеру, но я все равно не занимался. Меня и вытурили. Они много кого выгоняют из Пэнси. У них очень высокая академическая успеваемость, серьезно, очень высокая.

Словом, дело было в декабре, и холодно, как у ведьмы за пазухой, особенно на этой треклятой горке. На мне была только куртка – ни перчаток, ни черта. На прошлой неделе кто-то спер мое верблюжье пальто прямо из комнаты, вместе с теплыми перчатками – они там и были, в кармане. В этой школе полно жулья. У многих ребят родители богачи, но все равно там полно жулья. Чем дороже школа, тем в ней больше ворюг. Словом, стоял я у этой дурацкой пушки, чуть зад не отморозил. Но на матч я почти и не смотрел. А стоял я там потому, что хотелось почувствовать, что я с этой школой прощаюсь. Вообще я часто откуда-нибудь уезжаю, но никогда и не думаю ни про какое прощание. Я это ненавижу. Я не задумываюсь, грустно ли мне уезжать, неприятно ли. Но когда я расстаюсь с каким-нибудь местом, мне надо почувствовать , что я с ним действительно расстаюсь. А то становится еще неприятней.

Мне повезло. Вдруг я вспомнил про одну штуку и сразу почувствовал, что я отсюда уезжаю навсегда. Я вдруг вспомнил, как мы однажды, в октябре, втроем – я, Роберт Тичнер и Пол Кембл – гоняли мяч перед учебным корпусом. Они славные ребята, особенно Тичнер. Время шло к обеду, совсем стемнело, но мы все гоняли мяч и гоняли. Стало уже совсем темно, мы и мяч-то почти не видели, но ужасно не хотелось бросать. И все-таки пришлось. Наш учитель биологии, мистер Зембизи, высунул голову из окна учебного корпуса и велел идти в общежитие, одеваться к обеду. Как вспомнишь такую штуку, так сразу почувствуешь: тебе ничего не стоит уехать отсюда навсегда, – у меня по крайней мере почти всегда так бывает. И только я понял, что уезжаю навсегда, я повернулся и побежал вниз с горы, прямо к дому старика Спенсера. Он жил не при школе. Он жил на улице Энтони Уэйна.

Я бежал всю дорогу, до главного выхода, а потом переждал, пока не отдышался. У меня дыхание короткое, по правде говоря. Во-первых, я курю, как паровоз, то есть раньше курил. Тут, в санатории, заставили бросить. И еще – я за прошлый год вырос на шесть с половиной дюймов. Наверно, от этого я и заболел туберкулезом и попал сюда на проверку и на это дурацкое лечение. А в общем я довольно здоровый.

Ух, и звонил же я в звонок, когда добежал до старика Спенсера! Промерз я насквозь. Уши болели, пальцем пошевельнуть не мог. «Ну, скорей, скорей!» – говорю чуть ли не вслух. – Открывайте!» Наконец старушка Спенсер мне открыла. У них прислуги нет и вообще никого нет, они всегда сами открывают двери. Денег у них в обрез.

– Холден! – сказала миссис Спенсер. – Как я рада тебя видеть! Входи, милый! Ты, наверно, закоченел до смерти?

Мне кажется, она и вправду была рада меня видеть. Она меня любила. По крайней мере, мне так казалось.

Я пулей влетел к ним в дом.

– Как вы поживаете, миссис Спенсер? – говорю. – Как здоровье мистера Спенсера?

– Дай твою куртку, милый! – говорит она. Она и не слышала, что я спросил про мистера Спенсера. Она была немножко глуховата.

– Как же вы живете, миссис Спенсер? – спрашиваю, но на этот раз громче, чтобы она услыхала.

– Прекрасно, Холден. – Она закрыла шкаф в прихожей. – А ты-то как живешь?

– Отлично, – говорю. – А как мистер Спенсер? Кончился у него грипп?

– Кончился? Холден, он себя ведет как… как не знаю кто!.. Он у себя, милый, иди прямо к нему.

2

У них у каждого была своя комната. Лет им было под семьдесят, а то и больше. И все-таки они получали удовольствие от жизни, хоть одной ногой и стояли в могиле. Знаю, свинство так говорить, но я вовсе не о том. Просто я хочу сказать, что я много думал про старика Спенсера, а если про него слишком много думать, начинаешь удивляться – за каким чертом он еще живет. Понимаете, он весь сгорбленный и еле ходит, а если он в классе уронит мел, так кому-нибудь с первой парты приходится нагибаться и подавать ему. По-моему, это ужасно. Но если не слишком разбираться, а просто так подумать, то выходит, что он вовсе не плохо живет. Например, один раз, в воскресенье, когда он меня и еще нескольких других ребят угощал горячим шоколадом, он нам показал потрепанное индейское одеяло – они с миссис Спенсер купили его у какого-то индейца в Йеллоустонском парке. Видно было, что старик Спенсер от этой покупки в восторге. Вы понимаете, о чем я? Живет себе такой человек вроде старого Спенсера, из него уже песок сыплется, а он все еще приходит в восторг от какого-то одеяла.

Дверь к нему была открыта, но я все же постучался, просто из вежливости. Я видел его – он сидел в большом кожаном кресле, закутанный в то самое одеяло, про которое я говорил. Он обернулся, когда я постучал.

– Кто там? – заорал он. – Ты, Колфилд? Входи, мальчик, входи!

Он всегда орал дома, не то что в классе. На нервы действовало, серьезно.

Только я вошел – и уже пожалел, зачем меня принесло. Он читал «Атлантик мансли», и везде стояли какие-то пузырьки, пилюли, все пахло каплями от насморка. Тоску нагоняло. Я вообще-то не слишком люблю больных. И все казалось еще унылее оттого, что на старом Спенсере был ужасно жалкий, потертый, старый халат – наверно, он его носил с самого рождения, честное слово. Не люблю я стариков в пижамах или в халатах. Вечно у них грудь наружу, все их старые ребра видны. И ноги жуткие. Видали стариков на пляжах, какие у них ноги белые, безволосые?

– Здравствуйте, сэр! – говорю. – Я получил вашу записку. Спасибо вам большое. – Он мне написал записку, чтобы я к нему зашел проститься перед каникулами; знал, что я больше не вернусь. – Вы напрасно писали, я бы все равно зашел попрощаться.

– Садись вон туда, мальчик, – сказал старый Спенсер. Он показал на кровать.

Я сел на кровать.

– Как ваш грипп, сэр?

– Знаешь, мой мальчик, если бы я себя чувствовал лучше, пришлось бы послать за доктором! – Старик сам себя рассмешил. Он стал хихикать, как сумасшедший. Наконец отдышался и спросил: – А почему ты не на матче? Кажется, сегодня финал?

– Да. Но я только что вернулся из Нью-Йорка с фехтовальной командой.

Господи, ну и постель! Настоящий камень!

Он вдруг напустил на себя страшную строгость – я знал, что так будет.

– Значит, ты уходишь от нас? – спрашивает.

– Да, сэр, похоже на то.

Тут он начал качать головой. В жизни не видел, чтобы человек столько времени подряд мог качать головой. Не поймешь, оттого ли он качает головой, что задумался, или просто потому, что он уже совсем старикашка и ни хрена не понимает.

– А о чем с тобой говорил доктор Термер, мой мальчик? Я слыхал, что у вас был долгий разговор.

– Да, был. Поговорили. Я просидел у него в кабинете часа два, если не больше.

– Что же он тебе сказал?

– Ну… всякое. Что жизнь – это честная игра. И что надо играть по правилам. Он хорошо говорил. То есть ничего особенного он не сказал. Все насчет того же, что жизнь – это игра и всякое такое. Да вы сами знаете.

– Но жизнь действительно игра, мой мальчик, и играть надо по правилам.

– Да, сэр. Знаю. Я все это знаю.

Тоже сравнили! Хороша игра! Попадешь в ту партию, где классные игроки, – тогда ладно, куда ни шло, тут действительно игра. А если попасть на д р у г у ю сторону, где одни мазилы, – какая уж тут игра? Ни черта похожего. Никакой игры не выйдет.

– А доктор Термер уже написал твоим родителям? – спросил старик Спенсер.

– Нет, он собирается написать им в понедельник.

– А ты сам им ничего не сообщил?

– Нет, сэр, я им ничего не сообщил, увижу их в среду вечером, когда приеду домой.

– Как же, по-твоему, они отнесутся к этому известию?

– Как сказать… Рассердятся, наверно, – говорю. – Должно быть, рассердятся. Ведь я уже в четвертой школе учусь.

И я тряхнул головой. Это у меня привычка такая.

– Эх! – говорю. Это тоже привычка – говорить «Эх!» или «Ух ты!», отчасти потому, что у меня не хватает слов, а отчасти потому, что я иногда веду себя совсем не по возрасту. Мне тогда было шестнадцать, а теперь мне уже семнадцать, но иногда я так держусь, будто мне лет тринадцать, не больше. Ужасно нелепо выходит, особенно потому, что во мне шесть футов и два с половиной дюйма, да и волосы у меня с проседью. Это правда. У меня на одной стороне, справа, миллион седых волос. С самого детства. И все-таки иногда я держусь, будто мне лет двенадцать. Так про меня все говорят, особенно отец. Отчасти это верно, но не совсем. А люди всегда думают, что они тебя видят насквозь. Мне-то наплевать, хотя тоска берет, когда тебя поучают – веди себя как взрослый. Иногда я веду себя так, будто я куда старше своих лет, но этого-то люди не замечают. Вообще ни черта они не замечают.

Старый Спенсер опять начал качать головой. И при этом ковырял в носу. Он старался делать вид, будто потирает нос, но на самом деле он весь палец туда запустил. Наверно, он думал, что это можно, потому что, кроме меня, никого тут не было. Мне-то все равно, хоть и противно видеть, как ковыряют в носу.

Потом он заговорил:

– Я имел честь познакомиться с твоей матушкой и с твоим отцом, когда они приезжали побеседовать с доктором Термером несколько недель назад. Они изумительные люди.

– Да, конечно. Они хорошие.

«Изумительные». Ненавижу это слово! Ужасная пошлятина. Мутит, когда слышишь такие слова.

И вдруг у старого Спенсера стало такое лицо, будто он сейчас скажет что-то очень хорошее, умное. Он выпрямился в кресле, сел поудобнее. Оказалось, ложная тревога. Просто он взял журнал с колен и хотел кинуть его на кровать, где я сидел. И не попал. Кровать была в двух дюймах от него, а он все равно не попал. Пришлось мне встать, поднять журнал и положить на кровать. И вдруг мне захотелось бежать к чертям из этой комнаты. Я чувствовал, сейчас начнется жуткая проповедь. Вообще-то я не возражаю, пусть говорит, но чтобы тебя отчитывали, а кругом воняло лекарствами и старый Спенсер сидел перед тобой в пижаме и халате – это уж слишком. Не хотелось слушать.

Тут и началось.

– Что ты с собой делаешь, мальчик? – сказал старый Спенсер. Он заговорил очень строго, так он раньше не разговаривал. – Сколько предметов ты сдавал в этой четверти?

– Пять, сэр.

– Пять. А сколько завалил?

– Четыре. – Я поерзал на кровати. На такой жесткой кровати я еще никогда в жизни не сидел. Английский я хорошо сдал, потому что я учил Беовульфа и «Лорд Рэндал, мой сын» и всю эту штуку еще в Хуттонской школе. Английским мне приходилось заниматься, только когда задавали сочинения.

Он меня даже не слушал. Он никогда не слушал, что ему говорили.

– Я провалил тебя по истории, потому что ты совершенно ничего не учил.

– Понимаю, сэр. Отлично понимаю. Что вам было делать?

– Совершенно ничего не учил! – повторял он. Меня злит, когда люди повторяют то, с чем ты сразу согласился. А он и в третий раз повторил: – Совершенно ничего не учил! Сомневаюсь, открывал ли ты учебник хоть раз за всю четверть. Открывал? Только говори правду, мальчик!

– Нет, я, конечно, просматривал его раза два, – говорю. Не хотелось его обижать. Он был помешан на своей истории.

– Ах, просматривал? – сказал он очень ядовито. – Твоя, с позволения сказать, экзаменационная работа вон там, на полке. Сверху, на тетрадях. Дай ее сюда, пожалуйста!

Это было ужасное свинство с его стороны, но я взял свою тетрадку и подал ему – больше ничего делать не оставалось. Потом я опять сел на эту бетонную кровать. Вы себе и представить не можете, как я жалел, что зашел к нему проститься!

Он держал мою тетрадь, как навозную лепешку или еще что похуже.

– Мы проходили Египет с четвертого ноября по второе декабря, – сказал он. – Ты сам выбрал эту тему для экзаменационной работы. Не угодно ли тебе послушать, что ты написал?

– Да нет, сэр, не стоит, – говорю.

– «Египтяне были древней расой кавказского происхождения, обитавшей в одной из северных областей Африки. Она, как известно, является самым большим материком в восточном полушарии».

И я должен был сидеть и слушать эту несусветную чушь. Свинство, честное слово.

– «В наше время мы интересуемся египтянами по многим причинам. Современная наука все еще добивается ответа на вопрос – какие тайные составы употребляли египтяне, бальзамируя своих покойников, чтобы их лица не сгнивали в течение многих веков. Эта таинственная загадка все еще бросает вызов современной науке двадцатого века».

Он замолчал и положил мою тетрадку. Я почти что ненавидел его в эту минуту.

– Твой, так сказать, экскурс в науку на этом кончается, – проговорил он тем же ядовитым голосом. Никогда бы не подумал, что в таком древнем старикашке столько яду. – Но ты еще сделал внизу небольшую приписку лично мне, – добавил он.

– Да-да, помню, помню! – сказал я. Я заторопился, чтобы он хоть это не читал вслух. Куда там – разве его остановишь! Из него прямо искры сыпались!

«Дорогой мистер Спенсер! – Он читал ужасно громко. – Вот все, что я знаю про египтян. Меня они почему-то не очень интересуют, хотя Вы читаете про них очень хорошо. Ничего, если Вы меня провалите, – я все равно уже провалился по другим предметам, кроме английского. Уважающий вас Холден Колфилд ».

Тут он положил мою треклятую тетрадку и посмотрел на меня так, будто сделал мне сухую в пинг-понг. Никогда не прощу ему, что он прочитал эту чушь вслух. Если б он написал такое, я бы ни за что не прочел, слово даю. А главное, добавил-то я эту проклятую приписку, чтобы ему не было неловко меня проваливать.

– Ты сердишься, что я тебя провалил, мой мальчик? – спросил он.

– Что вы, сэр, ничуть! – говорю. Хоть бы он перестал называть меня «мой мальчик», черт подери!

Он бросил мою тетрадку на кровать. Но, конечно, опять не попал. Пришлось мне вставать и подымать ее. Я ее положил на «Атлантик мансли». Вот еще, охота была поминутно нагибаться.

– А что бы ты сделал на моем месте? – спросил он. – Только говори правду, мой мальчик.

Да, видно, ему было здорово не по себе оттого, что он меня провалил. Тут, конечно, я принялся наворачивать. Говорил, что я умственно отсталый, вообще кретин, что я сам на его месте поступил бы точно так же и что многие не понимают, до чего трудно быть преподавателем. И все в таком роде. Словом, наворачивал как надо.

Но самое смешное, что думал-то я все время о другом. Сам наворачиваю, а сам думаю про другое. Живу я в Нью-Йорке, и думал я про тот пруд, в Центральном парке, у Южного выхода: замерзает он или нет, а если замерзает, куда деваются утки? Я не мог себе представить, куда деваются утки, когда пруд покрывается льдом и промерзает насквозь. Может быть, подъезжает грузовик и увозит их куда-нибудь в зоопарк? А может, они просто улетают?

Все-таки у меня это хорошо выходит. Я хочу сказать, что я могу наворачивать что попало старику Спенсеру, а сам в это время думаю про уток. Занятно выходит. Но когда разговариваешь с преподавателем, думать вообще не надо. И вдруг он меня перебил. Он всегда перебивает.

– Скажи, а что ты по этому поводу думаешь, мой мальчик? Интересно было бы знать. Весьма интересно.

– Это насчет того, что меня вытурили из Пэнси? – спрашиваю. Хоть бы он запахнул свой дурацкий халат. Смотреть неприятно.

– Если я не ошибаюсь, у тебя были те же затруднения и в Хуттонской школе, и в Элктон-хилле?

Он это сказал не только ядовито, но и как-то противно.

– Никаких затруднений в Элктон-хилле у меня не было, – говорю. – Я не проваливался, ничего такого. Просто ушел – и все.

– Разреши спросить – почему?

– Почему? Да это длинная история, сэр. Все это вообще довольно сложно.

Ужасно не хотелось рассказывать ему – что да как. Все равно он бы ничего не понял. Не по его это части. А ушел я из Элктон-хилла главным образом потому, что там была одна сплошная липа. Все делалось напоказ – не продохнешь. Например, их директор, мистер Хаас. Такого подлого притворщика я в жизни не встречал. В десять раз хуже старика Термера. По воскресеньям, например, этот чертов Хаас ходил и жал ручки всем родителям, которые приезжали. И до того мил, до того вежлив – просто картинка. Но не со всеми он одинаково здоровался – у некоторых ребят родители были попроще, победнее. Вы бы посмотрели, как он, например, здоровался с родителями моего соседа по комнате. Понимаете, если у кого мать толстая или смешно одета, а отец ходит в костюме с ужасно высокими плечами и башмаки на нем старомодные, черные с белым, тут этот самый Хаас только протягивал им два пальца и притворно улыбался, а потом как начнет разговаривать с другими родителями – полчаса разливается! Не выношу я этого. Злость берет. Так злюсь, что с ума можно спятить. Ненавижу я этот проклятый Элктон-хилл.

Старый Спенсер меня спросил о чем-то, но я не расслышал. Я все думал об этом подлом Хаасе.

– Что вы сказали, сэр? – говорю.

– Но ты хоть о г о р ч е н, что тебе приходится покидать Пэнси?

– Да, конечно, немножко огорчен. Конечно… но все-таки не очень. Наверно, до меня еще не дошло. Мне на это нужно время. Пока я больше думаю, как поеду домой в среду. Видно, я все-таки кретин!

– Неужели ты совершенно не думаешь о своем будущем, мой мальчик?

– Нет, как не думать – думаю, конечно. – Я остановился. – Только не очень часто. Не часто.

– Призадумаешься! – сказал старый Спенсер. – Потом призадумаешься, когда будет поздно!

Мне стало неприятно. Зачем он так говорил – будто я уже умер? Ужасно неприятно.

– Непременно подумаю, – говорю, – я подумаю.

– Как бы мне объяснить тебе, мальчик, вдолбить тебе в голову то, что нужно? Ведь я помочь тебе хочу, понимаешь?

Видно было, что он действительно хотел мне помочь. По-настоящему. Но мы с ним тянули в разные стороны – вот и все.

– Знаю, сэр, – говорю, – и спасибо вам большое. Честное слово, я очень это ценю, правда!

Тут я встал с кровати. Ей-богу, я не мог бы просидеть на ней еще десять минут даже под страхом смертной казни.

– К сожалению, мне пора! Надо забрать вещи из гимнастического зала, у меня там масса вещей, а они мне понадобятся. Ей-богу, мне пора!

Он только посмотрел на меня и опять стал качать головой, и лицо у него стало такое серьезное, грустное. Мне вдруг стало жалко его до чертиков. Но не мог же я торчать у него весь век, да и тянули мы в разные стороны. И вечно он бросал что-нибудь на кровать и промахивался, и этот его жалкий халат, вся грудь видна, а тут еще пахнет гриппозными лекарствами на весь дом.

– Знаете что, сэр, – говорю, – вы из-за меня не огорчайтесь. Не стоит, честное слово. Все наладится. Это у меня переходный возраст, сами знаете. У всех это бывает.

– Не знаю, мой мальчик, не знаю…

Ненавижу, когда так бормочут.

– Бывает, – говорю, – это со всеми бывает! Правда, сэр, не стоит вам из-за меня огорчаться. – Я даже руку ему положил на плечо. – Не стоит! – говорю.

– Не выпьешь ли чашку горячего шоколада на дорогу? Миссис Спенсер с удовольствием…

– Я бы выпил, сэр, честное слово, но надо бежать. Надо скорее попасть в гимнастический зал. Спасибо вам огромное, сэр. Огромное спасибо.

И тут мы стали жать друг другу руки. Все это чушь, конечно, но мне почему-то сделалось ужасно грустно.

– Я вам черкну, сэр. Берегитесь после гриппа, ладно?

– Прощай, мой мальчик.

А когда я уже закрыл дверь и вышел в столовую, он что-то заорал мне вслед, но я не расслышал. Кажется, он орал «Счастливого пути!». А может быть, и нет. Надеюсь, что нет. Никогда я не стал бы орать вслед «Счастливого пути!». Гнусная привычка, если вдуматься.

Произведение Джерома Сэлинджера сегодня популярно по всему миру, в ряде стран оно даже входит в обязательную школьную программу. Но самое большое влияние оказала на молодежь ХХ столетия книга «Над пропастью во ржи». Отзывы с момента публикации романа и до сегодняшнего дня были самые разнообразные: начиная от восторга и заканчивая запретами. Именно этому неоднозначному произведению и будет посвящена наша статья.

История создания

Предшественниками романа были рассказы, где уже поднимались темы, позже более основательно раскрытые в произведении «Над пропастью во ржи». Отзывы критиков свидетельствуют о том, что некоторые рассказы даже стали частями романа. Так, очерк «Легкий бунт на Мэдисон-авеню» превратился в семнадцатую главу нового произведения. Именно в этом рассказе впервые возник персонаж с именем Холден Колфилд.

Еще один рассказ под названием «Сумасшедший» содержит наметки двух сцен из романа: прощание с преподавателем истории и разговор с родителями одного из одноклассников. В 1949 году Сэлинджер принес редактору рукопись, главным героем которой также был Холден Колфилд, но она так и не была издана - автор забрал ее. И лишь в 1951 году в свет вышел окончательный вариант произведения.

«Над пропастью во ржи»: краткое содержание

Роман начинается с обращения к читателю подростка Холдена Колфилда. Он обещает рассказать одну историю, не совсем обычную, которая произошла с ним в прошлое Рождество. Мальчик не будет в подробностях описывать биографию или обсуждать родителей, которые предпочитают не ворошить «грязное белье».

Сам же Холден в данный момент пребывает в санатории в Голливуде, неподалеку от того места, где живет его старший брат Д. Б.

Исключение из школы

Удивительно, что книга изначально была рассчитана на взрослую аудиторию, несмотря на главного героя, что выбрал Сэлинджер. «Над пропастью во ржи» (краткое содержание только начинается) повествует об американском подростке, который учился в закрытой школе Пэнси, находящейся в штате Пенсильвания.

Какое-то время Холден был капитаном фехтовальщиков, но его исключили из школы, когда он провалил зачеты по четырем предметам. И вот, перед отъездом домой, Колфилд наблюдает за игрой в футбол, прощается с запомнившимися местами. Единственным учителем, с которым он приходит поговорить напоследок, оказывается старый преподаватель истории Спенсер.

Больной гриппом старик недоволен своим учеником, расспрашивает его о причинах исключения, ругает за пренебрежительное отношение к собственной жизни. Колфилду не нравится Спенсер, и он уже начинает жалеть, что решил с ним проститься. Слушая нравоучения старика, мальчик вспоминает, как покинул школу Элктон-Хилл. Там ему не нравилось потому, что все делалось напоказ.

Общежитие

Наверное, именно простота и бесхитростность изображения так очаровывают читателей в романе «Над пропастью во ржи». Краткое содержание направлено на описание поступков и мыслей обычного американского подростка, который пытается наладить диалог с жизнью.

Холден возвращается в школьное общежитие. В своей комнате он достает книгу «В дебрях Африки» и начинает ее читать. К нему заходит противный как внутренне, так и внешне (с прыщами по всему лицу и гнилыми зубами), старшеклассник по имени Роберт Экли. Он зашел попросить ножницы для стрижки ногтей. Холден отрывается от книги и говорит, что сосед Экли по комнате Стрэдлейтер ему противен, потому что на днях издевался над главным героем и просил хоть изредка чистить зубы.

В комнату приходит Стрэдлейтер и прогоняет Экли, а сам идет в ванную комнату бриться. Холден следует за ним. Они болтают, в разговоре Стрэдлейтер постепенно переходит к учебной теме и просит главного героя за него написать по английскому сочинение. Сам же Стрэдлейтер сделать этого не успевает - он отправляется на свидание с девушкой по имени Джейн Галлахер. Эта новость приводит Холдена в волнение - эту девушку он давно знает, когда-то они жили по соседству и были лучшими друзьями.

Проходит обед, и Колфилд с Экли и друзьями отправляются в Эгерстаун. Наступает вечер и Холден принимается за написания сочинения. Задание было описать комнату, но вместо этого он описывает бейсбольную рукавицу своего братишки Алли, который умер от рака крови.

Со свидания возвращается Стрэдлейтер. Холден выспрашивает, как все прошло. Когда сосед начинает рассказывать о том, как тискал девушку в машине, главный герой злится. Вспыхивает ссора, и парни начинают драку, которая приводит к разбитому носу Холдена. Кровотечение оказалось настолько сильным, что кровь заливает лицо и пижаму подростка.

Побег

Описывает в своем романе достаточно близкие чувства каждому подростку Сэлинджер. «Над пропастью во ржи», краткое содержание может это подтвердить, обращается к тому этапу жизни, когда человек особенно остро подвержен эмоциональным всплескам, чувству одиночества, ощущению враждебности окружающего мира.

Холден идет к Экли в комнату, ложится на кровать. Его не могут оставить мысли о том, что произошло между Стрэдлейтером и Джейн. Эти видения продолжают мучить Холдена, и он приходит к решению уехать отсюда в Нью-Йорк.

Подросток садится на поезд, с ним рядом оказывается мама Эрнеста Морроу, которого главный герой считает одним из самых отвратительных учащихся Пэнси. Однако он не говорит об этом миссис Морроу, напротив, всю дорогу Холден описывает, какой добрый, скромный и воспитанный ее сын.

Нью-Йорк

Не может охватить данная статья всех нюансов, так как описываемое содержание романа «Над пропастью во ржи» краткое. Отзывы, однако, можно составить уже и по нему.

Итак, наш герой приезжает в Нью-Йорк и заселяется в отель «Эгмонт». Устроившись, он решает позвонить одной знакомой - Фей Кэвендиш. Холден приглашает ее выпить по коктейлю, но девушка отказывается, объясняя, что устала и хочет спать. Юноша кладет трубку и начинает вспоминать о своей маленькой десятилетней сестренке Фиби. Даже хочет позвонить ей домой, но опасается, что к телефону могут подойти родители.

Холден идет на первый этаж гостиницы в «Сиреневый» зал. Здесь юноша пытается заказать себе виски с содовой, но официант отказывается его обслуживать из-за того, что он несовершеннолетний. Тут герой замечает симпатичную блондинку лет тридцати, которую приглашает на танец. Женщина соглашается, они начинают танцевать, Холден узнает, что приехала он из Сиэтла и что зовут ее Бернис. Танцует она замечательно, но совершенно не может поддержать беседу.

Здесь Бернис не одна, с ней две подруги - Лаверн и Марти. Обе также хороши, но танцуют хуже. Оказывается, что троица просто помешана на знаменитостях, а в особенности на актерах. И сегодня они пришли сюда именно для того, чтобы увидеть какую-нибудь голливудскую звезду.

Ресторан закрывается, и новые знакомые уходят. Холден остается один в холле, он снова охвачен воспоминаниями. Вот они с Джейн играют в шашки, вот она плачет, а он целует ее лицо, а теперь они идут в кино, где девушка с нежностью погладила героя по голове.

Холден решает отправиться в кабак, принадлежащий негру Эрни, виртуозно играющему на рояле. Юноша ловит такси и по дороге беседует с водителем, пытаясь у того выяснить, что случается с утками, обитающими в Центральном парке, зимой, ведь озеро замерзает. Таксисту разговор неприятен, но он продолжает его поддерживать, постепенно пытаясь сменить тему.

Многие критиковали за излишнюю откровенность роман «Над пропастью во ржи». Отзывы даже современных читателей грешат этим. Между тем необходимо отдать должное автору, описавшему действительность без прикрас.

У Эрни наш герой встречает Лилиан Симмонс в компании морского офицера. Эта девушка когда-то встречалась с его братом Д.Б. Холдену становится неприятно подобное соседство, и он уходит. Оказавшись на улице, юноша бредет, не зная куда, размышляя о своей трусости.

Холден возвращается в отель, здесь лифтер предлагает ему на ночь взять девочку. Удивленный Холден соглашается от неожиданности. Вернувшись в номер, юноша начинает нервничать - он еще никогда не был с женщиной, а куртизанка должна вот-вот прийти.

Вот в номер приходит молоденькая девушка Санни. Холден отказывается от ее услуг, пытается с ней заговорить и в итоге платит назначенные лифтером деньги - пять долларов. Девушка уходит. На рассвете она возвращается вместе с лифтером. Они вдвоем начинают вымогать у Холдена еще денег. Юноша ничего им не хочет давать, тогда лифтер хватает его, а Санни вынимает из бумажника деньги. Перед уходом лифтер сильно бьет Холдена в живот за оскорбление.

Блуждания

Продолжают разворачиваться действия романа «Над пропастью во ржи» (краткое содержание по главам продолжается). Холден просыпается утром и сразу же звонит Салли Хейс, своей девушке, договаривается о встрече в театре.

Затем выписывается из отеля и отправляется на Центральный вокзал, где завтракает неподалеку от двух монашенок. За едой между ними начинается беседа, Холден жертвует на благотворительность десять долларов.

Когда завтрак окончен, юноша звонит Джейн, которой не оказывается дома. После этого в надежде встретить Фиби он отправляется в парк. Но там не оказывается его маленькой сестренки, и герой бездумно бродит по улицам.

Вечером Холден с Салли идут на спектакль, после которого отправляются гулять. В небольшом кафе герой предлагает Салли сбежать вместе с ним, но девушка отказывается. После этого пара ругается.

На следующий день Холден встречается со старшеклассником Карлом Льюисом, который когда-то был его репетитором. Парни выпивают несколько бокалов мартини, старый знакомый рассказывает о своей жизни с тридцатилетней скульпторшей. Когда Карл уходит, Холден напивается в одиночестве.

Возвращение домой

В свое время вызвал очень много споров своим произведением Джером Сэлинджер («Над пропастью во ржи»). Отзывы диаметрально противоположные, одни восхищались книгой, другие нещадно ругали, единственное, чего не вызвал роман, - безразличия.

Холден решает пробраться домой, чтобы поговорить с Фиби, но так, чтобы не заметили родители. Юноша проникает в дом, находит сестренку спящей в кабинете Д.Б. и будит. Проснувшись, девочка рассказывает о школьном представлении, которое состоится в Рождество, пересказывает недавно просмотренный фильм. И тут Фиби понимает, что Холден вновь вылетел из очередной школы. Тогда юноша начинает объяснять, что в Пэнси было невыносимо. Фиби возмущена и говорит брату, что ему вообще ничего не нравится. Брат и сестра танцуют под музыку и болтают до тех пор, пока Холден не уходит из-за того, что вернулись родители.

Мистер Антолини

Подходит к концу роман «Над пропастью во ржи». Краткое содержание, отзывы (более подробно представлены ниже) и личные впечатления могут уже сейчас способствовать формированию личного мнения относительно книги.

Холден идет в гости к своему старому учителю мистеру Антолини, которому рассказывает о своих неудачах в бывшей школе. Учитель не находит для юноши совета, но опасается, что тот несется к пропасти, которая может его поглотить. Юноша остается ночевать в квартире учителя. Но ночью он просыпается оттого, что Антолини гладил его по голове. Назвав старика психом, Холден уходит и ночует на вокзале.

Наутро герой идет гулять по городу и решает уехать на Запад. Рядом Фиби, которая тоже хочет с ним. Юноша успокаивает сестренку, и они вместе идут гулять. Начинается дождь, Холден промокает, потом заболевает, родители отправляют его выздоравливать в санаторий.

«Над пропастью во ржи»: отзывы

После выхода и первой популярности книга начала всячески порицаться. Гонения начались в 1961 году и продолжались до 1982 года. Причин для такого отношения нашлось множество:

язык романа был назван «грубым»;
непозволительные и откровенные разговоры о сексе;
многие критики назвали главного героя дурным примером для молодого поколения.

Бурю эмоций в ХХ веке вызвала книга «Над пропастью во ржи». Отзывы критиков в основном сводились к тому, что роман называли пропагандой пьянства, бунтарства, насилия и разврата. Но жесткий запрет привел к совершенно противоположному результату, у молодежи книга стала пользоваться небывалой популярностью.

Примечательно то, что несмотря на тенденцию включать произведения в основную школьную программу, некоторые страны и отдельные учебные заведения до сих пор исключают роман из списков рекомендованной литературы.

Что же касается мнений современных читателей, то они столь же противоречивы, что и полвека назад. Одни говорят о невероятном положительном влиянии, что оказала на них книга, а другие видят в ней всего лишь описание инфантильных страданий не очень умного подростка.

Автобиография в романе

Многие отмечают, что во многом биографичным получилось произведение «Над пропастью во ржи» (Д. Сэлинджер). Отзывы критиков и биографов автора сходятся во мнении, что прототипом семьи Холдена стала семья самого писателя. А в образе брата главного героя Д.Б. угадывается сам Сэлинджер, также побывавший на войне и участвовавший в 1945 году в высадке в Нормандии.

А со своим героем писателя роднит то, что он и сам был в школе капитаном фехтовальной команды.

Идея

Обратимся же теперь к замыслу, который вложил в свое творение Сэлинджер. «Над пропастью во ржи» (анализ и содержание это подтверждают) - произведение, посвященное подростковому мировосприятию. Особенно ярко такое мироощущение проявляется в отношении ко лжи. Главный герой не приемлет ее в любом виде: моральные нормы, события, люди, предметы. Именно против всех этих проявлений лжи направлен бунт главного героя, который не может с этим смириться.

Трагедия

Изображает ситуацию, в которой герой уже не может избежать конфликта с миром, Джером Д. Сэлинджер. «Над пропастью во ржи», отзывы многих критиков это подмечали, роман, основанный на трагическом и невыносимом столкновении человека с действительностью. И что примечательно, бунт Холдена не выливается в открытое противостояние с системой. Нет, юноша не готов сражаться, он просто хочет сбежать и найти для себе тихий уютный уголок, где бы его не касалась злая и лживая реальность. Именно в этих противоречивых мыслях и поступках главного героя и заключена трагедия романа.

Образ главного героя

Итак, после знакомства с романом «Над пропастью во ржи» (краткое содержание, анализ) можно перейти к рассмотрению образа главного героя. Итак, это семнадцатилетний юноша с обычным для этого возраста поведением. Он импульсивен, бесшабашен, склонен к идеализму. Все его поступки и слова максимально откровенны, он не лукавит и действует сообразно велению своего сердца.

Холдену трудно находить общий язык со взрослыми, которые стремятся только поучать, но никогда не заметят, если ведешь себя по-взрослому. Размышления о подобных вещах приводят героя к выводу, что люди вообще ничего не замечают вокруг себя. Но больше всего в окружающих претит их желание быть другими, стараться казаться не теми, кем они на самом деле являются. Именно поэтому его так тянет к своей младшей сестренке, наделенной детской бесхитростностью и прямотой.

Заключение

Таким образом, очень неоднозначным и многоплановым получился роман, что создал Сэлинджер. «Над пропастью во ржи» (отзывы и краткое содержание подтверждают эту мысль) во многом поднимает вопросы, связанные с самой природой человека, с его внутренними противоречиями, особенно сильно проявляющимися в подростковом возрасте.