В России приговоренные к заключению бывшие сотрудники силовых органов отбывают наказание в специальных исправительных учреждения – «милицейских» или «ментовских» зонах. Здесь нет воров в законе и привычной для большинства тюрем зековской иерархии. Тем не менее, порядки в «милицейской» зоне зачастую не менее суровые.

Почему отдельно

В советское время была только одна колония для сотрудников правоохранительных органов, которая располагалась в Нижнем Тагиле. С распадом СССР и криминализацией милиции и других силовых органов появилась необходимость создания новых «ментовских» зон. Сейчас в России насчитывается пять исправительных учреждений для бывших полицейских.

Зачем создавать отдельные исправительные учреждения? Дело в том, что в обычной тюрьме так называемый бэсник (бээсник или просто БС – бывший сотрудник) не продержится и суток. Зеки, понятное дело, стражей порядка очень не любят. По криминальным понятием, убийство «мента» дает основания для попадания в более высокую касту.

Силовики – сила!

На «ментовской» зоне существует своя иерархия, каждая со своими нормами и правилами поведения. Высшей кастой здесь считаются бывшие сотрудники исправительных учреждений, тюремные оперативники, а также те, кто нес службу в СИЗО. Кроме того, «элитой» считаются оперативники уголовного розыска – то есть те, кто находился на «переднем крае» борьбы с преступностью. Считается, что это видавшие виды люди, резкие и строгие, а потому перечить им – себе дороже. В камерах они занимают положение смотрящих, их слово – закон для менее «престижных» каст.

Следующими в тюремной иерархии идут сотрудники силовых органов: спецотряды быстрого реагирования, ОМОН, спецназовцы, бывшие сотрудники оперативно-розыскных групп. Прошедшие такую «школу» люди, как правило, физически развиты, морально закалены и психологически устойчивы, способны постоять за себя.

Середняки

Среднюю касту в «ментовских» зонах» составляет простой «служилый» народ – гаишники, патрульные, следователи, дознаватели и прочие. Попадают в места лишения свободы такие правоохранители в большинстве случаев из-за взяток или не слишком серьезных преступлений. Обычно стараются не высовываться, отсиживают свой срок тихо и мирно. Быть авторитетом их не прельщает, но и в низшую касту не пойдут, в случае чего могут дать достойный отпор.

По нисходящей

Ступень «высших» среди «низших» занимают адвокаты. Среди полицейских уважения они обычно не имеют, поскольку считаются хитрыми и ушлыми пройдохами, не заслуживающими доверия. У многих оперативников свой счет к адвокатам, которые во время следствия и суда они обещали их вытащить, при этом брали за свои услуги порой весьма внушительные суммы. В итоге отвечают за таких нерадивых защитников их коллеги по профессии, волею судеб оказавшиеся в заключении.

Самой низшей «мастью» на «ментовской» зоне являются судьи и прокуроры. Этих силовики уважают еще меньше, поскольку считают их аналогом кабинетного чиновника, толком ничего не умеющего, зато завсегда готового «попить кровушки» у простого оперативника.

Именно из прокурорско-судейской среды в таких исправительных учреждениях формируется категория «петухов». Во избежание конфликтов администрация «милицейских» зон последние годы старается сажать «кабинетчиков» в отдельные камеры.

Порядки

Свод неписаных правил в «ментовской» зоне немногим отличается от порядков в обычных колониях и тюрьмах: будь опрятным, иначе станет «чушкой», не ходи в туалет, когда кто-то принимает пищу, не лезь с расспросами о делах сокамерников.

«Чушек» («чертей») как и на обычной зоне никто не уважает. Они выполняют самую грязную работу (уборка туалетов), и спят рядом с «дальняком». Среди «чертей» практически гарантированно оказываются те, кто сел за «косячные» статьи – совращение малолетних, изнасилования и им подобные.

Работа и спорт

В отличие от обычной зоны, где для авторитетных зеков работать – это не «по понятиям», среди бээсников вкалывать принято у всех, «в отказ» не уходит никто. Еще бы, ведь работать – значит иметь шанс на условно-досрочное освобождение. Кроме того, можно «поднять» денег на посещение тюремного магазина.

Не менее важным занятием в «ментовских» зонах является спорт. Можно сказать, что в таких исправительных учреждениях процветает культ тела. Считается, что уважающий себя БС обязан содержать себя в хорошей форме, а для этого должен каждодневно тренироваться: подтягиваться, бегать и так далее. Тот, кто отказывается от спорта, считается отчаявшимся и очень быстро переходит в разряд «чушек» со всеми вытекающими последствиями.

Еще одна страсть сидельцев в «милицейских» исправительных учреждениях – юридическая переписка. Но не столько с родственниками и друзьями, сколько с различными инстанциями и правозащитными фондами. В основном это жалобы на приговор и условия содержания. Администрация таких тюрем иногда жалуется, что ежедневно приходится отправлять чуть ли не сотню подобных писем.

Милицию на зоне не любят. Поэтому, когда люди в погонах совершают преступления, мотать срок их отправляют в резервации – туда, где никто не станет мстить. Блатной жаргон делит зоны на «черные», где живут по понятиям, и «красные» – там «рулит» администрация. Зоны, где сидят бывшие сотрудники силовых ведомств и правоохранительных органов – «красные». Тамошних сидельцев называют бээсниками, то есть «бывшими сотрудниками». Их в скопинской ИК-3 около 1200 человек: следователи и участковые, омоновцы и гаишники. Здесь можно найти практически любую статью Уголовного кодекса – от неуплаты алиментов до убийства.

Сотрудники колонии говорят, с бээсниками легче – они быстрее привыкают к жизни по режиму. В их прошлой жизни были высшее образование, подчиненные и статус, поэтому откровенничать они не склонны, особенно с журналистами, а от фотокамер шарахаются.
Хасан Вашаев – исключение. Ему 38 лет, он из Чечни, высокий и плечистый, каким и должен быть омоновец. Воевал. В колонии Хасан – завхоз медицинской части. Он осужден по трем статьям – за похищение гражданина Израиля с целью получения выкупа, превышение служебных полномочий и сопротивление при задержании. Говорит, что дело на него «состряпали, а 14 лет получил потому, что не признал вину». Но на любой зоне, в том числе на этой, «невиновных» – 95 процентов. Сидеть Хасану еще долго, 9 лет.
В ожидании суда он делил СИЗО с теми, кто ненавидит таких, как он.

– Мне работники СИЗО сразу сказали: «Будешь возмущаться, скажем, что мент. И тебя грохнут. Понял?» – горячится Хасан. – В камере каждую минуту слышишь: «Да я мусоров прирежу!» Слава Богу, здоровье есть, дух есть, страх потерял в Чечне. Но все равно могут прибить. Хотя в тюрьме авторитет завоевал, меня даже смотрящим поставили. В Скопин приехал чуть ли не с понятиями. И только здесь вздохнул спокойно – оказался среди своих.

Мир тесен. А в колониях он еще тесней. В ИК-3 Хасан встретил своего бывшего сослуживца, получившего 8 лет за разбой.
Мать Вашаева умерла в 1993 году. Отец, когда сына посадили, слег с инфарктом. Хасана ждет семья – жена и две дочери. Старшей уже 7 лет, младшей в августе исполнится 6. Последний раз они навещали мужа и отца в феврале. Хасан радуется: жена снова беременна. Когда Вашаев освободится, его дочки, возможно, уже будут сосватаны (в Чечне это случается и в 15–16 лет). Хасан надеется, что зятья окажутся достойными людьми, и мечтает воспитывать хотя бы внуков.

50-летний Михаил Ермаков из Нижнего Новгорода – подполковник милиции в отставке. Служил начальником отдела областного УВД. Осужден на 14 лет за бандитизм, разбой и хранение оружия. Сегодня такие статьи в отношении правоохранителей, увы, мало кого удивляют.

Если заключенный начинает говорить, он долго и в деталях рассказывает о причинах своего заключения и об обстоятельствах уголовного дела. Но настоящие эмоции проявляются, когда вспоминает дом. Михаил Ермаков видел свою дочь всего 8 раз. Она родилась 30 сентября 2002 года. 6 ноября ее отца арестовали.

– Она знает по фотографиям, что у нее есть папа, – говорит Ермаков. – Первое время, когда жена привозила ее на свидания, она боялась меня. По телефону со мной не очень общается. Да и когда приезжает, час-два стесняется, а потом: папа, папа...
О том, что мир переживает финансовый кризис, Ермаков знает из газет, теленовостей и от супруги: поездка на свидание в колонию обходится минимум в 15 тысяч рублей. Они нужны на билеты, на продукты. Большие деньги для супруги Ермакова, поэтому женщине помогают друзья и бывшие коллеги мужа.

Москвичу Михаилу Угрюмову 54 года. В прошлой жизни он – полковник внутренней службы, начальник отдела Всероссийского НИИ противопожарной обороны. В колонию попал за взятку «в особо крупном размере» – 153 тысячи рублей. Дали 8 лет. Угрюмов тоже не считает себя виновным. И, в отличие от многих сидельцев, на свободе собирается доказать свою невиновность и добиться снятия судимости.

– Друзья и коллеги не верят, что я виновен, – повторяет он, как мантру. – Меня это радует, успокаивает и придает сил. Как жил до заключения жизнью нормального человека, так же буду жить и дальше. Постараюсь найти работу по специальности. Я квалификацию не теряю, возглавляю здесь секцию противопожарной безопасности, изучаю специальную литературу.
Михаил смотрит телевизор и читает газеты, о бойне, устроенной майором Евсюковым, знает. А недавно узнал о милиционере, который насмерть сбил беременную женщину. Но мнение о том, что происходит с милицией, высказывает осторожно: отношусь отрицательно. И всё.

В ИК-3 есть чем заняться. В швейном цехе бээсники шьют спецодежду . В столярке сколачивают беседки. Есть и небольшое производство, откуда выходит довольно неплохая тротуарная плитка. Здесь труд уравнивает уставные отношения – бывшие полковники работают наравне с бывшими сержантами. Когда заключенного оформляют на работу, никто не считает слетевшие с его погон звездочки – где нужна рабочая сила, туда и посылают.

В корпусах общежитий стоят двухъярусные кровати. К каждой привинчена бирка с фамилией, именем и отчеством заключенного, статьей, началом и окончанием срока. На тумбочках – книжки. В библиотеке есть почти полные собрания сочинений Донцовой, Устиновой и Марининой. Но их берут редко. Детективы здесь вообще не жалуют. В библиотеке объясняют: этого всем хватило на работе. Большой популярностью пользуются отечественная фантастика и «Преступление и наказание» – в заключении Достоевский читается совсем по-другому.

В этой колонии раз в год, в ноябре, устраивают дни открытых дверей. Приезжают родственники заключенных. Одно время сюда даже наведывались бывшие сидельцы с женами, но несколько лет назад такие визиты запретили.

Колония для бээсников в Скопине появилась в 2000 году – ее перевели сюда из Саратова. В какой-то момент за одной решеткой сошлись вечные враги – «красные» и «черные». Обошлось без конфликтов. Сотрудники этой колонии не считают, что причина миролюбивости бээсников – в их образованности. Да, прибыв по этапу, они быстро избавляются от словечек типа «шконка» или «параша». Но если бы администрация чуть ослабила хватку, уже через месяц по понятиям зажили бы даже менты.

Зоны для «бывших сотрудников» стоят особняком в условном каталоге мест лишения свободы. В них не действуют принятые в уголовной среде воровские понятия , что в некоторых моментах осложняет общение между людьми в условиях зоны.

Зеки, условно отнесенные к категории бывших сотрудников (БС), придерживаются лишь некоторых понятий (нельзя красть у заключенных — за это могут навечно «отделить», подробности см. ниже); всегда отвечать за сказанное; не интересоваться у других, за что они сидят; не пользоваться тем, что упало на пол в туалете (нужно поднять и демонстративно выкинуть); нельзя бр ать что-либо, касаться, общаться с т.н. «отделенными» — осужденными, занимающимися уборкой туалетов, а также садиться на их стулья и кровати. Как и везде, «отделенные» не могут принимать пищу за одним столом с другими осужденными. Кроме того, осужденного, которого за некоторые провинности (стукачество – донос администрации на таких же осужденных, после которого наступили негативные последствия, воровство у своих, интриги, то есть сталкивание групп заключенных путем доведения недостоверных данных и т.д.) обольют мочой, автоматически становится «отделенным».

В остальном все отношения выстраиваются между осужденными в рамках общепринятых норм общения.

Особенностью зон для БС является их т.н. окраска – красный цвет , т.е. колонии на 100 % контролируют представители администрации, в том числе посредством привлечения осужденных из числа актив истов, т.е. лояльно настроенных зеков, сотрудничающих с руководством и рядовыми сотрудниками колонии. В других зонах эта категория называется «козлы» и не пользуется уважением, в отличие от колони для бывших сотрудников, где «козлы» единственные, кто имеет авторитет среди основной массы осужденных. «Козлы» — это дневальные отрядов (следят за дисциплиной и порядком в бараках, осуществляют провод осужденных по территории лагеря), завхозы отрядов – старшие дневальные (осужденные, которые обеспечивают нормальное функционирование группы зеков, проживающих в одном бараке, следят за соблюдением распорядка дня, дисциплины, пресекают и стараются не допускать конфликтных ситуаций между заключенными).

«Козлы» имеют ряд льгот по сравнению с обычными заключенными. Они практически на равных могут разговаривать с сотрудниками, на мелкие нарушения УИК с их стороны администрация закрывает глаза, разрешаются некоторые элементы гражданской одежды и т.д. Взамен сотрудники нередко руками «козлов» оказывают давление на осужденных путем силового воздействия, принуждая либо оказать финансовую помощь колонии, либо отказаться от обращений в ОНК и прокуратуру.

Очень важным аспектом является то, что оперативный отдел в БСных колониях располагает обширными возможностями по получению информации через разветвленную агентурную сеть, созданную из осужденных. Наличие подобных масштабов агентурного аппарата привело к поголовному стукачеству. Здесь нельзя ничего говорить даже людям, с которыми близко общаешься, поскольку они могут донести информацию до оперсостава ФСИН. Это может быть и информация по уголовному делу, например, по ранее неизвестным следствию эпизодам, которую могут использовать во вред осужденному.

Обычному осужденному следует строго следить за соблюдением распорядка дня (не пропускать походы в столовую, не выносить еду из столовой, не лежать на кровати после подъема и до отбоя, бриться и своевременно стричься, стирать робу, чистить обувь, не ходить самостоятельно при отсутствии пропуска по территории зоны, не брать и не передавать в присутствии сотрудников что-либо от других осужденных и не признавать потом факт передачи, не расстегивать воротник робы, не выходить на улицу без обуви и без головного убора, следить за своим внешним видом, не использовать жаргонных слов (барак, шконка и т.п.), всегда смотреть по сторонам и своевременно — громко и каждый раз — здороваться с проходящим мимо сотрудником, ни в коем случае не вступать в затяжной диалог с сотрудником или перепалку, пытаясь доказать свою правоту, даже при наличии явных противоправных с его стороны действий. Самая лучшая позиция – виноват, исправлюсь — тогда есть шанс, что сотрудник просто вынесет устное предупреждение. В противном случае будет акт о нарушении и помещение ШИЗО по любым обоснованием (не поздоровался, ругался матом) со всеми правовыми последствиями и невозможностью УДО. Одновременно осужденного отводят в специальное помещение возле дежурной части, где ставят на длительный срок на т.н. растяжку. Ноги ставятся максимально шире плеч, на некотором удалении от стены, упор головой в стену лицом вниз, упор принимается на поднятые вверх руки, костяшками к стене. Зачастую после такого стояния человека могут сразу без дисциплинарной комиссии водворить в ШИЗО – используя право дежурного. В ШИЗО, в свою очередь, сотрудник может избить заключенного, оформив при этом побои как результат нанесения себе членовредительства. После этого осужденного ставят в оперотделе на профучет как лицо, склонное к суициду (на личном деле и прикроватной бирке рисуется полоса, так же делается с карточками лиц, склонных к побегам и нападениям на сотрудников администрации). Заключенным с такой полосой запрещено работать в ночное время, их кровати располагают возле выхода у всех на виду и т.д.

Особое внимание в ряде БСных колоний уделяется вопросам организации телефонной связи с внешним миром. Важно не пытаться вновь прибывшему зеку пытаться заполучить сотовый телефон. Есть зоны, где наличие мобильного телефона — самое серьезное нарушение режима наравне с побегом. Только за попытку организовать процесс проноса в лагерь — или тем более за использование телефона — в зоне можно сразу же отправиться в ШИЗО и затем в СУС (барак со строгим условием содержания). Осужденному как злостному нарушителю порядка меняют режим наказания. При освобождении осужденного, раннее помещенного в СУС, он автоматически попадает под административный надзор с полным перечнем ограничений. Есть зоны, где администрация чуть более лояльна к вопросам мобильной связи (от режима ИК это не зависит). Поэтому перед началом каких-либо действий по поиску мобильного, надо обязательно установить отношение к сотовым у сотрудников.

В зонах, где строго запрещены телефоны, имеется вполне адекватная альтернатива- стационарные телефоны платной связи (IP). Минус этого вида связи – она односторонняя. Кроме того, телефоны размещены таким образом, чтобы дневальный, на 100 % сотрудничающий с операми, мог слышать, о чем говорят зеки. У дневального есть прямая связь по внутреннему телефону с дежурной частью и при получении значимой информации он сразу же позвонит сотрудникам. Например, осужденный говорит адвокату о каких-либо нарушениях в ИК и просит обратиться в прокуратуру, или осужденный жалуется в ОНК и просит его посетить.

Для ведения переговоров осужденный должен написать заявление, где указывается, с кем он будет говорить, номер телефона абонентов, город. Заявление пишется еженедельно. Соответственно, опера располагают сведениями о всех лицах, с которыми поддерживает отношения осужденный. Если осужденные пишут «левые» номера в заявлениях, опера периодически берут биллинговую информацию с этих телефонов, установленных в зоне, и при несоответствиях просто отключают связь.

Для ведения телефонных переговоров осужденному администрация выдает индивидуальные номера счетов оператора IP-телефонии. Данную информацию и используют при ведении вышеприведенного анализа.

Что касается организации питания , то здесь подход один: есть в лагере только баланду – потерять здоровье. Выход – получение с воли посылок и передач. Их число ограничено, однако можно их получать на людей, которым никто не шлет ничего — в обмен на вознаграждение (сигареты или деньги на счет телефона, продукты). Можно продукты покупать и в магазине ИК, однако, это очень дорого (цены здесь выше, чем на воле, в 2-3 раза). При этом ассортимент продуктов минимален, прискорбно и их качество. Вместе с тем, нередко магазин ИК — это единственный источник свежих овощей, фруктов, молочной продукции, мясных консервов и т.п.).

Целесообразно объединяться в небольшие группы по 2-3 человека для организации питания вне столовой (т.н. «семейки»). Плюсом является то, что когда заканчиваются продукты, полученные одним членом группы, посылку с едой получает другой, поэтому в «семейке» реже бывают сложности с питанием. Часто в группе есть осужденный, занимающийся приготовлением еды, что очень удобно с практической точки зрения. Перед тем как родственникам начать собирать посылки или передачи, следует ВНИМАТЕЛЬНО изучить список запрещенных продуктов. Кроме того, есть перечень продуктов, которые запрещены сезонно.

В любой колонии при организации передач следует иметь ввиду, что везде есть специальные люди, чей маленький бизнес строится именно на этом. Они передают передачи. Они знают все требования колонии, оптимальный перечень продуктов и вещей, которые наиболее необходимы. Им родственники перечисляют деньги, после чего формируется передача и заносится в зону. Не стоит сразу обращаться к первому попавшемуся поставщику. Нужно опросить давно сидящих зеков и установить, кто не задирает цены, не обвешивает, кладет все запрошенные наименования и т.д. И потом передать контакт такого человека родственникам.

Особняком в лагерной иерархии стоят больные . Это те осужденные, которые по медицинским показателям могут отбывать наказание в обычных колониях, а не в ЛИУ (лечебное исправительное учреждение). Осужденные из числа больных ВИЧ, скрытой формой туберкулеза, сахарным диабетом обеспечиваются питанием по т.н. норме «7б». Таким заключенным положено масло, яйца, молоко и творог. На этом отличия в их питании от остальных зеков заканчиваются.

Некоторые осужденные за денежное вознаграждение сотруднику поликлиники получают статус «ВИЧ» для того, чтобы получать дополнительный паёк. Все ВИЧ-инфицированные находятся на строгом учете в т.н. «нарядке», где осужденные, выполняющие обязанности сотрудников ИК, вносят эти сведения в компьютерную базу данных и в верхней части личной карточки делают надпись красной пастой – «ВИЧ».

ВИЧ-инфицированные содержатся вместе со всеми в жилых помещениях отрядов, пользуются той же многоразовой посудой в столовой, что и остальные. Об их статусе другим осужденным не известно.

Ряду заключенных врачом местной поликлиники дается разрешение не присутствовать на утренней и вечерней проверке. Аналогичные разрешения могут даваться заболевшим гриппом или ОРВИ, вместе с освобождением от работ. Однако остальные режимные мероприятия, предусмотренные УИК, обязаны посещать все категории заключенных. Наличие 1 группы инвалидности, отсутствие обеих ног, частичный паралич тела, не позволяющий самостоятельно передвигаться, не являются уважительной причиной пропустить прием пищи в столовой, расположенной зачастую достаточно далеко от здания отряда. Таких осужденных могут переносить из жалости другие арестанты. Если же инвалид пропустит прием пищи, на него сотрудник колонии составит акт и его поместят в ШИЗО, несмотря на то, что эту категорию нельзя подвергать наказанию подобным образом.

Серьезно больных (открытая форма туберкулеза) отправляют в больницы при других колониях (например ОБ при ИК-2 г. Екатеринбург). Больница обустроена по принципу СИЗО . Камеры превращены в палаты. На дверях решетки. Выводят из камер только на прогулку. В палатах содержатся вместе и больные с ВИЧ, и с открытой формой туберкулеза. Какого-либо полноценного лечения заключенные там не получают. Формально они отбывают там какой-то положенный срок, за который должны излечиться, после чего их этапируют обратно в колонии.

Осужденный может заказать лекарства с воли, через передачу или посылку. На т.н. «посылочной» сотрудник отдела безопасности ИК передаст их на хранение в поликлинику ИУ. Далее, по назначению врача, осужденный может их часть получить на руки.

Отдельно от всех в иерархии БСных камер и лагерей стоят осужденные мусульманского вероисповедания. Еще в СИЗО они объединяются в общины («джамааты») и держатся особняком, делая намаз и выполняя другие ритуалы, согласно религиозным канонам ислама. Основу общины составляют выходцы из северокавказских республик — чеченцы, дагестанцы, кабардинцы и т.д. Однако, в общину мусульман охотно зачисляют заключенных, не принимая в расчет их национальность и статью уголовного дела. Более того, в общину могут принять даже «отделенного». После принятия в «джамаат» другие «братья» начинают оказывать ему покровительство и дают защиту. Зачастую осужденные, которые опасаются репрессий от сокамерников за совершенные ими на свободе преступления (изнасилование несовершеннолетних, развратные действия с ними и т.п.) сразу же присягают исламской общине и принимают ислам. Для этого нужно в присутствии «братьев» произнести «шахаду»- свидетельство о вере в Аллаха и посланническую миссию пророка Мухаммеда (Āшхаду’ ан лā илāха илла Ллāху ва а́шхаду а́нна Мух̣а́ммадан Расȳлу-Ллāхи). Дословно- «я заявляю, что нет бога, кроме Аллаха и Мухаммед его пророк». В «джамаатах» действует коллективный принцип защиты – все за одного.

Кроме принятия норм ислама, вновь обращенный (т.н. «неофит») зачастую подвергается психологической обработке. Бывает, что ему прививаются радикальные религиозные взгляды, нормы Корана трактуются в соответствии с концепцией международных террористических организаций, запрещенных в России и многих странах мира («Имарат Кавказ», «Аль-Каида», «ИГИЛ»). По сути, происходит вовлечение заключенных в экстремистскую деятельность, которая имеет продолжение после освобождения и зачастую переходит в терроризм. В среде БС это стало возможным по причине превалирования заключенных, не имеющих в прошлом прямого отношения к правоохранительным органам и не понимающих пагубного влияния вербовщиков террористических организаций, организующих свою деструктивную работу с позиции тюрем.

Сотрудники СИЗО зачастую боятся членов исламской общины и не заходят в их камеры, ограничиваясь во время утренних и вечерних проверок открыванием двери. С учетом того, что значительная часть «джамаатов» – это члены незаконных вооруженных формирований их пособники, привлеченные к ответственности по особо тяжким статьям УК РФ (ст. ст. 205, 208, 209), двери оборудованы ограничителями в виде толстых цепей, не позволяющих полностью их открыть.

В некоторых СИЗО авторитет старшего среди мусульман («эмира») настолько велик, что «смотрящим» за централом является он, а не представитель воровского сообщества (например, СИЗО № 1 г. Нальчик КРБ). Смотрящим за этим изолятором в 2014 году был активный участник вооружённого нападения ваххабитов 13 - 14 октября 2005 года на силовые структуры в городе Нальчике.

При этапировании члена «джамаата» в колонию, связь с остальными «братьями» продолжает поддерживаться посредством телефонной связи. По прибытии в ИК происходит его вливание в новую общину. Неформальные лидеры общины – нередко это старший дневальный отряда (завхоз), по согласованию с сотрудниками ФСИН, организует перевод вновь прибывших мусульман в свой отряд, тем самым усиливая свое влияние и роль «джаммата» в колонии (например, в ИК-13 УФСИН РФ по Свердловской области это отряд № 13).

В колониях организованы мечети (молельные комнаты), в которых под формальным контролем администрации ИК собираются мусульмане. Старший мечети назначается руководством колонии из числа осужденных (обычно из чеченцев, татар, дагестанцев). В обычные дни намаз проводится прямо в спальных помещениях отрядов в независимости от того, какое режимное мероприятие должно проходить по распорядку дня. Сотрудники ИК обычно закрывают на эти нарушения глаза, чтобы не провоцировать массовые беспорядки. Особого отношения к другим религиям в ИК обычно не бывает.

На территории Российской Федерации на сегодняшний день функционирует около пятисот исправительных колоний. Но учреждение под названием ИК-13 в Нижнем Тагиле - единственное в своем роде. Эта колония создана специально для тех, кто в свое время сам отправлял людей по этапу. В народе ее называют "ментовской зоной". Здесь отбывают наказание бывшие милиционеры-полицейские, сотрудники ФСБ, ФСИН, следователи прокуратуры и прочие бывшие "стражи порядка". Здесь царит особая атмосфера, имеются свои нравы и особенности.

Современные реалии таковы, что сотрудника правоохранительных органов посадить в наше время не так-то просто. Проштрафившихся обычно заставляют писать заявление об увольнении по собственному желанию. Сидят в основном неугодные начальству, либо люди, чьи поступки вылились в резонансные дела. Поэтому здешние "сидельцы" отбывают наказание по статье "превышение служебных полномочий". Большинство из них отправляется в обычные "зоны", но за хорошее поведение их могут перевести сюда.

Это своеобразная база, где люди, нарушавшие чужие права, быстро учатся сражаться за свои. Причем делают это с удвоенной энергией. Если в обычных "зонах" жаловаться начальству не принято, то здесь все наоборот. Если ты не пишешь жалоб, значит сломался. Многие заключенные с таким энтузиазмом строчат петиции в различные инстанции, что их поток кажется нескончаемым. В среднем обитатели небольшой колонии могут написать до 70 писем в сутки. Большая часть - кассационные жалобы, для того, чтобы их приговор был пересмотрен. Жалобы рассылают в прокуратуры, либо в суды высших инстанций. Администрация колонии обязана отправлять корреспонденцию, поэтому поток писем не иссякает.

Но бюрократическая машина России безжалостна. И большинство обитателей колонии только ведут бесконечную переписку. Некоторые зэки умудрились собрать по несколько коробок корреспонденции. Как рассказывает начальник колонии, один осужденный заболел и был отправлен в стационар в другую колонию. Условия содержания там ему пришлись не по вкусу, и он начал писать жалобы во все инстанции, чем парализовал работу учреждения.

Георгий - настоящая легенда данного учреждения. Бывший начальник отдела по борьбе с экстремизмом из Астрахани попал сюда несколько лет назад. Перед этим он три года отсидел в Мордовии, но с тамошним начальством общего языка так и не нашел. Как цивилизованный человек, он начал бороться с системой по закону. Пока не дошел до Европейского суда по правам человека. Поэтому от активиста решили избавиться. И отправили его в ИК-13, где он смог в полной мере реализовать свой талант и продолжить борьбу с несправедливостью. Стоит отметить, что за решётку он попал не просто так. Борец с экстремизмом оказался неугодным местным властям. Если раньше такие вопросы решались по принципу "Нет человека - нет проблемы", то сейчас методы слегка изменились. Людей теперь не убивают, а сажают. Фабриковать дела у нас умеют мастерски.

Было оперативно придумана легенда о подготовке покушения на местного чиновника, во главе которого стоял Георгий. Суд был скор на расправу. Опирались на показания одного человека, который много лет состоял на учете в психиатрическом диспансере с диагнозом шизофрения. Комиссия же наличие заболевания не подтвердила, поэтому федерал получил срок. Кассация ничего не дала, поскольку к делу приложили руки высокопоставленные чиновники. С этого момента Георгий стал изучать законы, искать возможные проколы своих злопыхателей. И нашел. Но к этому времени он провёл в местах не столь отдаленных уже несколько лет. Российские следственные комитеты за дело не брались, потому что знали, что если вскроются обстоятельства, то грянет большой скандал. И мужчина обратился за помощью в Европейский суд.

За годы мытарств он стал настоящим знатоком современной юриспруденции. И вскоре читал сокамерникам лекции о том, как правильно составлять петиции, жалобы и прочие официальные документы.

Но не все местные обитатели имеют такую историю. Бывшие милиционеры, как утверждают, самые трудные заключенные. Они ломаются практически сразу. Законов никто не знает. Быстро превращаются в обычных зэков и коротают время за нардами, картами и телевизором. Но попадаются и те, кто с охотой расширяют свой кругозор, изучают историю государства, кино, ударяются в религию. Есть при колонии и библиотека, но спросом в основном пользуются детективы, приключения и фантастика. Под руководством таких активистов, как Георгий, выпускают стенгазету.

Георгий поделился своей мыслью: "Есть предположение, что сотрудники милиции законами не интересуются до тех пор, пока не попадут в колонию. Поэтому идеальный мент - отсидевший. Здесь люди кардинально меняются. Был милиционер господином на рынке. А тут попал в противоположные условия. Многие ломаются. Остальные становятся лучше".

Но людей, имевших срок, в органы не принимают. Поэтому на практике проверить теорию не представляется возможным. Так и живут. От письма до письма. Многие по десять лет. Люди, которые успешно занимаются юридической практикой в заключении, могут рассчитывать на то, что по выходу им предложат приличные должности на воле. Так, бывший прокурор из ИК-13 стал помощником адвоката. Экс-следователя пригласили на пост преподавателя в один из вузов. Но таких – единицы. Многие заканчивают гораздо прозаичнее.

Да, эта колония – исключение из правил. А правила в отечественных тюрьмах очень жесткие. Нынешняя реформа исправительной системы готовит сокращение подобных заведений. Что станет с этим местом – вопрос.

https://www.сайт/2014-10-21/vy_silovik_i_sovershili_prestuplenie_vot_chto_vas_zhdet

«Красная утка»: уральская зона для «оборотней в погонах»

Вы – силовик и совершили преступление? Вот что вас ждет

Урал – это не только промышленность, свердловский рок и суровая природа. Это еще и зоны: множество исправительных учреждений, раскинувшихся в бесконечных лесах к северу за сотни километров от Екатеринбурга, Челябинска, Тюмени. сайт, уделяя особое внимание описанию уральской идентичности, не смог пройти мимо этой печальной области. Наш журналист отправилась в одну из самых известных колоний региона – тагильскую ИК-13, где сидят бывшие силовики..

Массивные ворота с огромным гербом ФСИН России, КПП и широкая дорога к невысокому административному зданию. Так выглядит вход в одну из образцово-показательных свердловских зон – нижнетагильскую исправительную колонию №13. История этого особого пенитенциарного учреждения начинается 5 августа 1957 года, когда лагерный пункт №3 лаготделения №5 Тагиллага НКВД был переименован и обрел свое современное название. В народе 13-ю колонию называют «Красная утка» (этимологию названия мне выяснить не удалось). Известно, что ИК издавна считалась «красной зоной» - той, где всеми внутренними процессами управляет администрация, а не зеки. За более чем полвека существования колонии в ней пересидело множество высокопоставленных чинов всех мастей. А сейчас здесь отбывают наказание исключительно бывшие силовики, военные, экс-работники ФСИН – всего порядка 2 тыс. человек.

«Красная утка» и «Красные петухи»

«Мы охраняем бывших коллег, – рассказывает начальник ИК-13 Владимир Непочатый. – Иногда даже и бывшие начальники попадаются. Например, одно время здесь сидел бывший начальник нижнетагильского СИЗО. Ничего страшного. Такая у нас работа».

Различных высокопоставленных деятелей в 13-й пересидело немало. Самым известным, конечно, является зять генсека Леонида Брежнева, Юрий Чурбанов. Чурбанов был фигурантом громкого «хлопкового дела» об экономических и коррупционных преступлениях в Узбекской ССР. В 1988-м году он был осужден на 12 лет лишения свободы с конфискацией имущества. Жена, Галина Брежнева, развелась с ним в 1991 году, а еще через два года Чурбанов освободился условно-досрочно.

Полковник Владимир Непочатый возглавляет ИК-12 с 2012 года. Ему приходится охранять и бывших генерал-майоров

Ветеран ФСИН Евгений Суворов, который проработал в ИК-13 22 года, вспоминает, что Чурбанов однажды косвенно чуть было не послужил причиной бунта в колонии, где в целом подобные случаи довольно редки. Однажды в колонию на встречу с именитым заключенным приехал журналист Андрей Караулов. После беседы с Юрием Михайловичем ему удалось тайно вынести с зоны записки Чурбанова, которые затем были опубликованы в итальянской газете La Repubblica. Эти записки затем перепечатала московская газета «Труд». Заголовок гласил: «Зять Брежнева Чурбанов – в зоне «’’Красных петухов’’».

В «тринадцатой» почти не действуют типичные «зоновские» понятия и законы. Силовики, даже отсидевшие более чем по 10 лет, не слишком подвержены криминальным правилам. Однако газетный заголовок, весть о котором каким-то образом добралась до контингента, оскорбил заключенных. «Мне пришлось ехать в Москву, в редакцию «Труда», общаться с журналистом и объяснить ему, почему нельзя было называть нашу колонию «зоной ’’красных петухов’’». Корреспондентов удалось убедить. Потом они съездили в колонию и написали большой материал, в котором среди прочего содержались извинения за предыдущий заголовок. Волнения среди заключенных удалось прекратить», – рассказывает Суворов.

Еще из советских функционеров «мотали срок» в 13-й бывший председатель горисполкома Сочи, ставший впоследствии первым всенародно избранным мэром этого города, Вячеслав Воронков, и один из заместителей министра Молдавской ССР по фамилии Вышку. Как рассказывает Евгений Суворов, оба этих функционера сидели за злоупотребления, но их судьба на зоне сложилась по-разному. Воронков нашел применение своим организаторским талантам и умению ладить с людьми. «Работал в активе, помогал в организации воспитательной работы, готовил материалы для радиогазеты, которую делали заключенные», – рассказывает ветеран. Молдавский чиновник Вышку, напротив, не смог «найти себя» в заключении. «Авторитетом ни среди администрации, ни среди контингента не пользовался. С другими осужденными не смог наладить нормальных отношений. В общем, тяжело ему приходилось», – говорит Суворов.

Среди более современных экс-узников – бывший сотрудник ФСБ, а ныне адвокат Михаил Трепашкин. Он вынес из тагильской зоны самые неприятные впечатления. Еще будучи в колонии, он неоднократно заявлял о различных злоупотреблениях и нарушениях со стороны администрации исправительного учреждения.

Бывший заключенный ИК-13 Михаил Трепашкин – сейчас успешный адвокат. Фото – с его страницы в Facebook

Сейчас Трепашкин вспоминает, например, о СДП – секции дисциплины и порядка. По его словам, задумка создать такую секцию была хорошая, но администрация превратила этот отряд «в фабрику лжедоносов». Кроме того, утверждает Трепашкин, члены СДП избивали неугодных по заданию администрации. «Когда я прибыл в ИК-13, некоторые зэки, отсидевшие по 10-12 лет, кучковавшиеся отдельно от других (так сказать, влиятельные «старики»), приглашали меня выпить с ними чифиря. Я им отвечал стихами: «Чем с ворами чифирь пить - жижицу вонючую, лучше в СДП вступить - партию могучую!». В ответ слышал гогот. Все понимали шутку. СДП все очень не любили, в том числе и администрация. И сами СДПэшники ненавидели себя за то, что втянулись в эту грязную сеть», – говорит сейчас Михаил Иванович. Надо сказать, что в настоящее время секция дисциплины и порядка уже не действует: расформирована.

Помимо вышеупомянутых персонажей в ИК сидели уральский олигарх Павел Федулев, адвокат и военный Дмитрий Якубовский, осужденный за кражу редких книг из библиотеки Санкт-Петербурга, бывший глава главного управления МЧС РФ по Свердловской области Василий Лахтюк, экс-руководитель Свердловской регистрационной палаты Виктор Шалдин, а также бывший начальник департамента контрольного управления президента РФ Андрей Воронин.

Быт и «социальные лифты»

Об условиях жизни в 13-й нам рассказывал и.о. заместителя начальника по кадрам и воспитательной работе, майор внутренней службы Ильяс Алиуллов. (Сам он работает в ИК уже 12 лет. Профессию, что называется, унаследовал: и мать, и сестра Ильяса тоже работали в 13-й колонии, и в школу милиции он попал по целевому набору от этого учреждения).

Ильяс Алиуллов знает о зоне все

Итак, если вы работали в силовых структурах, проштрафились и угодили на зону, то сначала вас помещают в карантин. Это отдельное здание, не выходя из которого осужденные проводят две недели. В период адаптации с ними работают психологи, а также проводится медицинское обследование.

В карантине

Так называемых «первоходков» и рецидивистов вместе не содержат. Для осужденных повторно существует отдельный отряд. Из карантина осужденных переводят в отряд обычного содержания. По правилам внутреннего содержания заключенным в этом отряде положено четыре посылки и четыре свидания в год. Свидания бывают кратковременные, когда осужденный общается с родными, как в кино: через стеклянную перегородку при помощи телефона. Также есть свидания длительные – продолжительностью до трех суток, они проходят в специальном корпусе, где есть несколько отдельных комнат – в них заключенные во время свидания живут вместе с родными. В общем отряде заключенные ночуют в помещениях казарменного типа, в комнате воспитательной работы есть неплохой телевизор, несколько настольных игр, библиотечные книги.

Как рассказывает Алиуллов, за хорошее поведение, работу и прочее заключенного могут перевести в отряд с облегченными условиями содержания. Это здание больше похоже на общежитие, чем на тюремное учреждение. Паркет, приятного цвета обои. Жилые комнаты – на четырех человек. В часы отдыха заключенные могут поиграть в бильярд или посетить оранжерею: там живут попугайчики и черепашка Мотя.

При облегченных условиях число посылок и свидания увеличиваются до шести. Если верить большому плакату в зоне, то за «облегченными» условиями следуют условия «адаптационные», но наш сопровождающий затруднился пояснить, что это значит. Если заключенный продолжает оставаться прилежным и добропорядочным, то далее его могут перевести в колонию-поселение. Венчает местный «социальный лифт» условно-досрочное освобождение.

Система предусматривает не только подъем вверх, но и падение вниз: за систематические нарушения правил осужденного могут перевести в отряд строгого содержания. Для этого отряда отведена специальная небольшая территория, то есть осужденные ограничены в передвижении. Кроме того, число посылок и свиданий сокращается. В «строгий» отряд отправляются и те зеки, которые пытались бежать. Бегут в основном из колонии-поселения. Но были попытки уйти и с зоны общего режима. Так, со слов ветеранов, однажды несколько осужденных сбежали через подземные коммуникации. Этот побег был успешным, кажется, этих зеков до сих пор не нашли. Сравнительно недавно была попытка сбежать с использованием автотранспорта: заключенный зацепился за днище грузовика и таким образом хотел выехать за территорию, сделать это ему не удалось.

Едят все обитатели ИК в общей столовой. «Заведующим» или дневальным в ней работает бывший опер убойного отдела Федор, которого осудили за мошенничество на пять лет. Федор контролирует процесс приготовления пищи, которую готовят сами заключенные. Как заведено во всех зонах, вилок в колонии нет. Ложка у каждого зека – своя, персональная. Федор говорит, что в процессе готовки учитываются даже религиозные особенности контингента: при выборе мяса предпочтение стараются отдавать говядине, чтобы не травмировать мусульман. Те, в свою очередь, стараются не подходить излишне строго к запрету на свинину.

В колонии действуют два учебных заведения. Это средняя школа, где осужденные до 35 лет, не закончившие школу на воле, учатся в обязательном порядке, а заключенные в возрасте после 35-ти – в добровольном. За порядком в школе следит Владимир Дмитриевич – по виду весьма интеллигентный человек. «Мошенник я», –отрекомендовался этот дневальный при знакомстве. В прошлом генерал-майор Владимир Дмитриевич работал в Москве в Минюсте. Из шестилетнего срока за мошенничество он пока отбыл только год. По словам Владимира Дмитриевича, ученики-зеки так же, как и обычные учащиеся, по окончании школы сдают ЕГЭ. В прошлом году школу успешно окончили 5 человек. Также при колонии действует ПТУ, где идет обучение по пяти специальностям: электросварщик, автослесарь, электромонтер, токарь, крановщик.

Производство

Сразу после основания колонии, в 1957-м году, основным производством учреждения было литейное. Кроме того, силами заключенных выпускались кровати, санитарные носилки, железные бочки. Затем «Красная утка» освоила производство водозапорной арматуры, потом начали делать картофелечистки, лотковые вагонетки и т.д.

Начальник производственной части Александр Кузнецов работает в колонии уже 21 год. Рассказывают, что заключенные его уважают. Между собой называют его просто – «Человек»

Сейчас производственный спектр не столь обширен. Наиболее мощный цех – швейный. Здесь работают 180 человек, но в скором времени количество сотрудников на этой мини-фабрике планируют увеличить до 500 человек. В швейном цехе делается рабочая одежда по контракту с гражданской фирмой. Каждые десять дней с воли приходит машина, чтобы забрать очередную партию. За работу зеки получают зарплату, сдельную. Так, бригадир участка – бывший гаишник Станислав, осужденный «за наркотики» – получает 5 тыс. рублей в месяц. Деньги переводятся на его персональный лицевой счет.

Среди других цехов, связанных с более или менее квалифицированным трудом, – кузнечный, где изготавливаются ограды для заборов, декоративные решетки, сетки для кроватей и прочее. Кроме того, на токарных станках в ИК вытачивают детали, используемые, в частности, при производстве полувагонов на УВЗ. Помимо этого, заключенные заняты измельчением резины и производством гранул из полиэтилена.

По словам начальника производственной части Александра Кузнецова, работа у сидельцев организована строго по КЗОТу. Рабочий день – 8 часов, работают по сменам. Есть у заключенных даже отпуска. «Существует специальный «отпускной» отряд. Там тоже несколько облегченный режим. Например, отпускники встают и ложатся вместе с другими заключенными, но в течение дня тоже могут прилечь отдохнуть», – рассказывает Ильяс Алиуллов.

Из всего контингента зеков трудоустроить удается только половину. Остальные заключенные заняты на подсобных хозяйственных работах. Например, на уборке снега. Надо сказать, что убранный снег не вывозят за территорию колонии, а растапливают в специальной печи. Во время нашей экскурсии на розжиг этой печи в числе прочего отправилась груда книг, списанных из библиотеки.