Имя: Николай Гумилев (Nikolay Gumilyov)

Возраст: 35 лет

Деятельность: поэт, писатель, офицер, переводчик, литературный критик, африканист

Семейное положение: был женат

Николай Гумилев: биография

Николай Гумилев, чьи стихи были изъяты из литературного обращения во второй половине 1920-х годов, являл собой образ литературного теоретика, который искренне верил в то, что художественное слово способно не только влиять на умы людей, но и преобразовывать окружающую действительность.

Творчество легенды Серебряного века напрямую зависело от его мировоззрения, в котором главенствующую роль занимала идея торжества духа над плотью. На протяжении всей жизни прозаик намеренно загонял себя в тяжелые, сложно разрешимые ситуации по одной простой причине: только в момент крушения надежд и утрат к поэту приходило подлинное вдохновение.

Детство и юность

3 апреля 1886 года у корабельного врача Степана Яковлевича Гумилева и его жены Анны Ивановны родился сын, которого назвали Николаем. Семейство проживало в портовом городе Кронштадте, а после отставки главы семьи (1895 год) они переехали в Петербург. В детстве писатель был крайне болезненным ребенком: каждодневные головные боли доводили Николая до исступления, а повышенная чувствительность к звукам, запахам и вкусам делала его жизнь практически невыносимой.

Во время обострения мальчик был полностью дезориентирован в пространстве и нередко лишался слуха. Его литературный гений проявился в возрасте шести лет. Тогда он написал свое первое четверостишие «Живала Ниагара». В Царскосельскую гимназию Николай поступил осенью 1894 года, однако проучился там только пару месяцев. Из-за своего болезненного вида Гумилев неоднократно подвергался насмешкам со стороны сверстников. Дабы не травмировать и без того нестабильную психику ребенка, родители от греха подальше перевели сына на домашнее обучение.

1900–1903 годы семейство Гумилевых провело в Тифлисе. Там сыновья Степана и Анны поправляли здоровье. В местном учебном заведении, где поэт проходил обучение, было опубликовано его стихотворение «Я в лес бежал из городов…». Через некоторое время семейство вернулось в Царское Село. Там Николай возобновил обучение в гимназии. Его не увлекали ни точные, ни гуманитарные науки. Тогда Гумилев был одержим творчеством и все время проводил за прочтением его работ.

Из-за неправильно расставленных приоритетов Николай начал существенно отставать от программы. Только стараниями директора гимназии – поэта-декадента И.Ф Анненского – Гумилев весной 1906 года сумел получить аттестат зрелости. За год до выпуска из учебного заведения на средства родителей была издана первая книга стихов Николая «Путь конквистадоров».

Литература

После экзаменов поэт отправился в Париж. В столице Франции он посещал лекции по литературоведению в Сорбонне и был завсегдатаем на выставках картин. На родине писателя Гумилев издавал литературный журнал «Сириус» (вышло 3 номера). Благодаря Гумилеву посчастливилось познакомиться и с , и с , и с . Поначалу мэтры скептически относились к творчеству Николая. Стихотворение «Андрогин» помогло признанным деятелям искусства увидеть литературный гений Гумилева и сменить гнев на милость.

В сентябре 1908-го прозаик отправился в Египет. В первые дни пребывания за границей он вел себя как типичный турист: осматривал достопримечательности, изучал культуру местных племен и купался в Ниле. Когда средства кончились, писатель начал голодать и ночевал на улице. Парадоксально, но эти трудности никоим образом не надломили писателя. Лишения вызвали в нем исключительно положительные эмоции. По возвращении на родину он написал несколько стихотворений и рассказов («Крыса», «Ягуар», «Жираф», «Носорог», «Гиена», «Леопард», «Корабль»).

Мало кто знает, но за пару лет до поездки он создал цикл стихов под названием «Капитаны». Цикл состоял из четырех произведений, которые объединяла общая идея путешествий. Жажда новых впечатлений подтолкнула Гумилева к изучению Русского Севера. Во время знакомства с городом Беломорском (1904 год) в лощине устья реки Индель поэт увидел высеченные на каменном склоне иероглифы. Он был уверен, что нашел легендарную Каменную книгу, которая, по поверьям, содержала первоначальные знания о мире.

Из переведенного текста Гумилев узнал, что правитель Фэб похоронил на острове Немецкий кузов сына и дочь, а на острове Русский кузов - жену. При содействии императора Гумилев организовал экспедицию на Кузовской архипелаг, где вскрыл древнюю гробницу. Там он обнаружил уникальный «Гиперборейский» гребень.

По легенде, передал находку во владение балерине . Ученые предполагают, что гребень до сих пор лежит в тайнике особняка Кшесинской в Петербурге. Вскоре после экспедиции судьба свела литератора с фанатичным исследователем Черного континента – академиком Василием Радловым. Поэту удалось уговорить этнолога зачислить его помощником в Абиссинскую экспедицию.

В феврале 1910-го после головокружительной поездки в Африку он вернулся в Царское Село. Несмотря на то что его возвращение было вызвано опасной болезнью, от былого упадка духа и декадентских стихов не осталось и следа. Закончив работу над сборником стихов «Жемчуга», прозаик вновь уехал в Африку. Из путешествия он вернулся 25 марта 1911 года в санитарной кибитке с приступом тропической лихорадки.

Вынужденное затворничество он использовал для творческой переработки собранных впечатлений, которые впоследствии вылились в «Абиссинские песни», вошедшие в сборник «Чужое небо». После поездки на Сомали свет увидела африканская поэма «Мик».

В 1911 году Гумилев основал «Цех поэтов», в который входили многие представители литературного бомонда России ( , Владимир Нарбут, Сергей Городецкий). В 1912 году Гумилев заявил о появлении нового художественного течения – акмеизма. Поэзия акмеистов преодолела символизм, вернув в моду строгость и стройность поэтической структуры. В том же году акмеисты открыли собственное издательство «Гиперборей» и одноименный журнал.

Также Гумилев в качестве студента был зачислен в Петербургский университет на историко-филологический факультет, где изучал старофранцузскую поэзию.

Первая мировая война разрушила все планы писателя - Гумилев ушел на фронт. За храбрость, проявленную во время военных действий, он был возведен в звание офицера и удостоен двух Георгиевских крестов. После революции писатель полностью отдался литературной деятельности. В январе 1921 года Николай Степанович стал председателем Петроградского отдела Всероссийского союза поэтов, а в августе этого же года мэтра задержали и заключили под стражу.

Личная жизнь

Первую жену – – писатель встретил в 1904 году на балу, приуроченном к празднованию Пасхи. В то время пылкий юноша во всем старался подражать своему кумиру : он носил цилиндр, завивал волосы и даже слегка подкрашивал губы. Уже через год после знакомства он сделал претенциозной особе предложение и, получив отказ, погрузился в беспросветную депрессию.

Из биографии легенды Серебряного века известно, что из-за неудач на любовном фронте поэт дважды пытался свести счеты с жизнью. Первая попытка была обставлена со свойственной Гумилеву театральной напыщенностью. Горе-кавалер поехал в курортный город Турвиль, где планировал утопиться. Планам критика не суждено было сбыться: отдыхающие приняли Николая за бродягу, вызвали полицию и, вместо того чтобы отправиться в последний путь, литератор отправился в участок.

Узрев в своей неудаче знак свыше, прозаик написал Ахматовой письмо, в котором вновь сделал ей предложение. Анна в очередной раз ответила отказом. Убитый горем Гумилев решил во что бы то ни стало завершить начатое: он принял яд и отправился дожидаться смерти в Булонский лес Парижа. Попытка снова обернулась позорным курьезом: тогда его тело подобрали бдительные лесничие.

В конце 1908 года Гумилев вернулся на родину, где продолжил добиваться расположения молодой поэтессы. В итоге настойчивый парень получил согласие на брак. В 1910-м пара обвенчалась и отправилась в свадебное путешествие в Париж. Там у литераторши случился бурный роман с художником Амедео Модильяни. Николай, дабы сохранить семью, настоял на возвращении в Россию.

Через год после рождения сына Льва (1912–1992) в отношениях супругов случился кризис: на замену безоговорочному обожанию и всепоглощающей любви пришли безразличие и холодность. Пока Анна на светских раутах оказывала знаки внимания молодым писателям, Николай также искал вдохновения на стороне.

В те годы музой литератора стала актриса мейерхольдовского театра Ольга Высотская. Молодые люди познакомились осенью 1912 года на праздновании юбилея , а уже в 1913-ом на свет появился сын Гумилева – Орест, о существовании которого поэт так и не узнал.

Полярность во взглядах на жизнь привела к тому, что в 1918 году Ахматова и Гумилев разошлись. Едва освободившись от оков семейной жизни, поэт встретил свою вторую жену – Анну Николаевну Энгельгардт. С потомственной дворянкой литератор познакомился на лекции Брюсова.

Современники прозаика отмечали безмерную глупость девушки. По словам Всеволода Рождественского, Николая ставили в тупик ее лишенные всякой логики суждения. Ученица писателя Ирина Одоевцева говорила, что избранница мэтра не только по внешности, но и по развитию казалась 14-летней девочкой. Супруга литератора и его дочь Елена умерли от голода во время . Соседи рассказывали, что от слабости Анна не могла шевелиться, и крысы ели ее на протяжении нескольких дней.

Смерть

3 августа 1921 года поэт был арестован как соучастник антибольшевистского заговора «Петроградской боевой организации В. Н. Таганцева». Коллеги и приятели литератора (Михаил Лозинский, Анатолий Луначарский, Николай Оцуп) тщетно пытались реабилитировать Николая Степановича в глазах руководства страны и вызволить его из заточения. Близкий друг вождя мирового пролетариата также не остался в стороне: он дважды обращался к с просьбой о помиловании Гумилева, но Владимир Ильич остался верен своему решению.

24 августа вышло постановление Петроградской ГубЧК о расстреле участников «Таганцевского заговора» (всего 56 человек), а 1 сентября 1921 года в газете «Петроградская правда» был опубликован расстрельный список, в котором тринадцатым значился Николай Гумилев.

Свой последний вечер поэт провел в литературном кружке, окруженный боготворящей его молодежью. В день ареста писатель по обыкновению засиделся с учениками после лекций и возвращался домой далеко за полночь. На квартире прозаика была организована засада, о которой мэтр никоим образом знать не мог.

После заключения под стражу в письме, адресованном жене, литератор заверял ее в том, что беспокоиться не о чем, и просил выслать ему томик и табак. Перед расстрелом Гумилев написал на стене камеры:

«Господи, прости мои прегрешения, иду в последний путь».

Спустя 70 лет со дня смерти именитого поэта были рассекречены материалы, доказывающие, что заговор был полностью сфабрикован сотрудником НКВД Яковом Аграновым. В связи с отсутствием состава преступления в 1991 году дело писателя было официально закрыто.

Доподлинно неизвестно, где захоронен литератор. Со слов бывшей супруги прозаика Анны Ахматовой, его могила расположена в черте города Всеволожска близ микрорайона Бернгардовки у порохового погреба на Ржевском артиллерийском полигоне. Именно там, на берегу реки Лубья, и по сей день стоит памятный крест.

Литературное наследие легенды Серебряного века сохранилось как в поэзии, так и в прозе. В 2007-ом году певец наложил текст стихотворения именитого деятеля искусств «Однообразные мелькают…» на музыку Анатолия Бальчева и явил миру композицию «Романс», на которую в том же году был снят клип.

Библиография

«Дон Жуан в Египте» (1912 год);
«Игра» (1913 год);
«Актеон» (1913 год);
«Записки кавалериста» (1914–1915 года);
«Черный генерал» (1917 год);
«Гондла» (1917 год);
«Дитя Аллаха» (1918 год);
«Душа и тело» (1919 год);
«Молодой францисканец» (1902 год);
«По стенам опустевшего дома…»(1905 год);
«Так долго сердце боролось…» (1917 год);
«Ужас» (1907 год);
«У меня не живут цветы…» (1910 год);
«Перчатка» (1907 год);
«Нежно-небывалая отрада» (1917 год);
«Колдунья» (1918 год);
«Иногда я бываю печален…» (1905 год);
«Гроза ночная и темная» (1905 год);
«В пустыне» (1908 год);
«Африканская ночь» (1913 год);
«Любовь» (1907 год)

Николай Гумилев глазами сына Белый Андрей

Анна Гумилева{82} Николай Степанович Гумилев

Анна Гумилева {82}

Николай Степанович Гумилев

Далекой младости далекие мечты,

Слетитесь вновь ко мне знакомой вереницей

И разверните вновь страницу за страницей

Забытой повести листы.

Будучи замужем за старшим братом поэта, Дмитрием Степановичем, я прожила в семье Гумилевых двенадцать лет. Жила я в дорогой мне семье моего мужа с моей свекровью Анной Ивановной Гумилевой, рожденной Львовой, с золовкой Александрой Степановной Гумилевой, по мужу Сверчковой, с ее детьми Колей и Марией и один год - с деверем, Степаном Яковлевичем Гумилевым.

Мои воспоминания не являются литературным произведением, я просто хочу рассказать все, что знаю о поэте и его семье. Главное, конечно, о нем, о яркой, незаурядной и интересной личности, какой был Н. С. Гумилев.

Впервые я познакомилась с поэтом в 1909 году. Я поехала с моим отцом в Царское Село представиться семье моего жениха {83} . Вышел ко мне молодой человек 22-х лет {84} , высокий, худощавый, очень гибкий, приветливый, с крупными чертами лица, с большими светло-синими, немного косившими глазами, с продолговатым овалом лица, с красивыми шатеновыми гладко причесанными волосами, с чуть-чуть иронической улыбкой, необыкновенно тонкими красивыми белыми руками {85} . Походка у него была мягкая и корпус он держал чуть согнувши вперед. Одет он был элегантно.

От моего жениха я много слышала о Коле, и мне интересно было с ним познакомиться. Я внимательно за ним наблюдала. Он держал себя скромно, но по всему было видно, что этот молодой человек себе на уме. Он был уже принят тогда в «Общество ревнителей художественного слова» и стал сотрудником журнала «Аполлон» {86} .

Но прежде чем подробно говорить о Н. С. Гумилеве, хочу хотя бы вкратце сказать о его семье. Дедушка поэта, Яков Степанович Гумилев, был уроженец Рязанской губернии, владелец небольшого имения, в котором он и хозяйничал. Скончался он, оставив жену с шестью малолетними детьми. Степан Яковлевич, отец поэта, был старшим сыном в этой многочисленной семье. Он окончил с отличием гимназию в Рязани и поступил в московский университет на медицинский факультет. Обладая большими способностями и к тому же сильным характером и упорством, он скоро добился стипендии. Чтобы обеспечить существование семьи, он давал уроки, пересылая заработанные деньги матери. По окончании университета С. Я. поступил в морское ведомство и как морской доктор совершал не раз кругосветные плавания. О своих переживаниях в путешествиях и сопряженных с ними приключениях он часто рассказывал, и думаю, что это оказало большое влияние на пылкую фантазию будущего поэта. Будучи совсем молодым, С. Я. женился на болезненной девушке, которая скоро скончалась, оставив ему трехлетнюю девочку Александру. Вторым браком С. Я. женился на сестре адмирала Л. И. Львова, Анне Ивановне Львовой. Хотя разница лет была и большая - С. Я. было 45 лет, а А. И. 22 года, - но брак был счастливый. После свадьбы молодые поселились в Кронштадте. Позднее, когда С. Я. вышел в отставку, семья Гумилевых переехала в Царское Село, где Коля и его брат провели свое раннее детство.

Анна Ивановна, мать поэта, была родом из старинной дворянской семьи. Родители ее были богатые помещики. Свое детство, юность и молодость А. И. провела в родовом гнезде Слепневе Тверской губ. А. И. была хороша собой - высокого роста, худощавая, с красивым овалом лица, правильными чертами и большими добрыми глазами; очень хорошо воспитанная и очень начитанная. Характера приятного; всегда всем довольная, уравновешенная, спокойная. Спокойствие и выдержанность перешли и к сыновьям, в особенности к Коле. Вскоре после выхода замуж А. И. почувствовала себя матерью, и ожидание ребенка преисполнило ее чувством радости. Ее мечтой было иметь первым ребенком сына, а потом девочку. Желание ее наполовину исполнилось, родился сын Димитрий. Через полтора года Бог дал ей и второго ребенка. Мечтая о девочке, А. И. приготовила все приданое для малютки в розовых тонах, но на этот раз ее ожидание было обмануто - родился второй сын Николай, будущий поэт.

Николай Степанович Гумилев родился в Кронштадте 3 апреля 1886 года, в сильно бурную ночь, и по семейным рассказам старая нянька предсказала: «У Колечки будет бурная жизнь». Ребенком Коля был вялый, тихий, задумчивый, но физически здоровый. С раннего детства любил слушать сказки. Все дети были сильно привязаны к матери. Когда сыновья были маленькими, А. И. им много читала и рассказывала не только сказки, но и более серьезные вещи исторического содержания, а также и из Священной Истории. Помню, что Коля как-то сказал: «Как осторожно надо подходить к ребенку! Как сильны и неизгладимы бывают впечатления в детстве! Как сильно меня потрясло, когда я впервые услышал о страданиях Спасителя». Дети воспитывались в строгих принципах православной религии. Мать часто заходила с ними в часовню поставить свечку, что нравилось Коле. С детства он был религиозным и таким же остался до конца своих дней - глубоко верующим христианином. Коля любил зайти в церковь, поставить свечку и иногда долго молился перед иконой Спасителя. Но по характеру он был скрытный и не любил об этом говорить. По натуре своей Коля был добрый, щедрый, но застенчивый, не любил высказывать свои чувства и старался всегда скрывать свои хорошие поступки. Например. В дом Гумилевых многие годы приходила старушка из богадельни, так называемая «тетенька Евгения Ивановна», хотя тетей она им и не приходилась. Приходила она обыкновенно по воскресеньям к 9 ч. утра и оставалась до 7 ч. вечера, а часто и ночевать. Коля уже за неделю прятал для нее конфеты, пряники и всякие сладости, и когда Е. И. приходила, он, крадучись, не видит ли кто-нибудь, давал ей и краснел, когда старушка его целовала и благодарила. Чтобы занять старушку, Коля играл с ней в лото и домино, чего он очень не любил. В детстве и в ранней юности он избегал общества товарищей. Предпочитал играть с братом, преимущественно в военные игры и в индейцев. В играх он стремился властвовать: всегда выбирал себе роль вождя. Старший брат был более покладистого характера и не протестовал, но предсказывал, что не все будут ему так подчиняться, на что Коля отвечал: «А я упорный, я заставлю».

Впоследствии, в своей взрослой жизни, поэт тоже не любил подчиняться. В его характере была даже известная доля заносчивости, что вызвало две-три дуэли {87} , о которых он нам, смеясь, рассказывал: «Я вызван был на поединок - Под звоны бубнов и литавр».

Хотя братья и были разного характера, но они были очень дружны, что все же не мешало им иногда подтрунивать друг над другом. Когда старшему брату было десять лет, а младшему восемь, старший брат вырос из своего пальто и мать решила передать его Коле. Брат хотел подразнить Колю: пошел к нему в комнату и, бросив пальто, небрежно сказал: «На, возьми, носи мои обноски!» Возмущенный Коля сильно обиделся на брата, отбросил пальто, и никакие уговоры матери не могли заставить Колю его носить. Даже самых пустяшных обид Коля долго не мог и не хотел забывать. Прошло много лет. Мужу не понравился галстук, который я ему подарила, и он посоветовал мне предложить его Коле, который любит такой цвет. Я пошла к нему и чистосердечно рассказала, что галстук куплен был для мужа, но раз цвет ему не нравится, не хочет ли Коля его взять? Но Коля очень любезно, с улыбочкой, мне ответил: «Спасибо, Аня, но я не люблю носить обноски брата». Другой пример. Коля дал мне прочесть свое стихотворение, а я была в саду около дома. Села, читаю. В это время пришла племянница десяти лет и попросила поиграть с ней в мячик. Я встала и аккуратно положила листочек, где было написано стихотворение, на скамейку. Не прошло и двадцати минут, как пошел вдруг сильный дождь. Мы быстро вбежали в дом, а листочек я забыла на скамейке. Дождь прошел. Коля вышел в сад и - о, ужас! - видит продукт своего творчества промокшим от дождя. Он так обиделся за такое пренебрежение, что сказал: «Вам никогда не посвящу ни одного стихотворения, даже ни одной строчки». Слово это, увы, сдержал.

Учиться Коля начал рано. Первоначальное обучение получил дома. С шестилетнего возраста он прислушивался к учению на уроках брата. В семь лет уже читал и писал. С восьмилетнего возраста стал писать рассказы и стихи. Помню, А. И. многие из них сохраняла, держа в отдельной шкатулке, обвязанной бантиком.

Зимою семья жила в Царском Селе, а летом уезжала в имение Березки Рязанской губ., купленное С. Я., чтобы дети могли летом пользоваться полной свободой, набирая сил и здоровья на просторе. Там мальчики много охотились, купались.

Когда семья жила в Петербурге, мальчики посещали гимназию Гуревича, которую поэт очень не любил. Будучи уже взрослым, он говорил, что одна эта Литовская улица, где находилась гимназия, наводила на него бесконечную тоску. Все ему там не нравилось. И был очень рад, когда ему пришлось покинуть стены «нудной» гимназии.

Тогда С. Я. решил ехать всей семьей в Тифлис и пробыть там некоторое время. Семья Гумилевых прожила в Тифлисе три года. В 1900 году мальчики поступили во 2-ю тифлисскую гимназию, но отцу не нравился дух этой гимназии, и мальчики были переведены в 1-ю тифлисскую гимназию. В Тифлисе Коля стал более общительным, полюбил товарищей. По его словам, они были «пылкие, дикие», и это ему было по душе. Полюбил он и Кавказ. Его природа оставила в Коле неизгладимое впечатление. Часами он мог гулять в горах. Часто опаздывал к обеду, что вызывало сильное негодование отца, который любил порядок и строго соблюдал часы трапезы. Однажды, когда Коля поздно пришел к обеду, отец, увидя его торжествующее лицо, не сделав обычного замечания, спросил, что с ним. Коля весело подал отцу «Тифлисский листок», где было напечатано его стихотворение - «Я в лес бежал из городов». Коля был горд, что попал в печать. Тогда ему было шестнадцать лет.

В 1903 году семья вернулась в Царское Село. Здесь мальчики поступили в царскосельскую классическую гимназию. Директором ее был известный поэт Иннокентий Федорович Анненский. В первый же год Анненский обратил внимание на литературные способности Коли. Анненский имел на него большое влияние, и Коля как поэт многим ему обязан. Помню, Коля рассказывал, как однажды директор вызвал его к себе. Он был тогда совсем юный. Идя к директору, сильно волновался, но директор встретил его очень ласково, похвалил его сочинения и сказал, что именно в этой области он должен серьезно работать. В своем стихотворении «Памяти Анненского» Коля упоминает об этой знаменательной встрече:

…Я помню дни: я робкий, торопливый

Входил в высокий кабинет,

Где ждал меня спокойный и учтивый,

Слегка седеющий поэт.

Десяток фраз пленительных и странных

Как бы случайно уроня,

Он вбрасывал в пространства безымянных

Мечтаний - слабого меня.

Но в гимназии Коля хорошо учился только по словесности, а вообще - плохо {88} . По математике шел очень слабо.

Когда мальчики подросли, С. Я. продал свое имение Березки и купил небольшое имение Поповка - под самым Петербургом, чтобы мальчики не только на лето, но и на все праздники приезжали в деревню набирать здоровья. Оба брата были сильно привязаны к дому, любили свой домашний очаг, и их всегда тянуло домой. Старший после окончания классической царскосельской гимназии по желанию отца поступил в Морской корпус, в гардемаринские классы, был одно лето в плавании, но так тосковал, что раньше времени вернулся домой. А поэт по настоянию отца должен был поступить в университет. Коля захотел поехать в Париж и там поступил в Сорбонну. Но и он тоже сильно тосковал по дому и хотел даже вернуться, но отец не разрешил. В Сорбонне Коля слушал лекции по французской литературе, но больше всего занимался своим любимым творчеством и даже издавал небольшой журнал, где печатал свои стихи под псевдонимом {89} . В Париже он начал мечтать о путешествиях, особенно его тянуло в Африку, в страну, где в полночь

…непроглядная темень,

Только река от луны блестит,

А за рекой неизвестное племя,

Зажигая костры, шумит.

Об этой своей мечте хоть недолго пожить «между берегом буйного Красного моря и Суданским таинственным лесом» поэт написал отцу, но отец категорически заявил, что ни денег, ни его благословения на такое (по тем временам) «экстравагантное путешествие» он не получит до окончания университета. Тем не менее Коля, невзирая ни на что, в 1907 году пустился в путь, сэкономив необходимые средства из ежемесячной родительской получки. Впоследствии поэт с восторгом рассказывал обо всем виденном: как он ночевал в трюме парохода вместе с пилигримами, как разделял с ними их скудную трапезу, как был арестован в Трувилле за попытку пробраться на пароход и проехать «зайцем». От родителей это путешествие скрывалось, и они узнали о нем лишь постфактум. Поэт заранее написал письма родителям, и его друзья аккуратно каждые десять дней отправляли их из Парижа. После экзотического путешествия Петербург навел на поэта тоску. Он только и мечтал опять уехать в страну, где «Каналы, каналы, каналы, - Что несутся вдоль каменных стен, - Орошая Дамьетские скалы - Розоватыми брызгами пен» (Египет).

Вернувшись в 1908 году в Россию, Коля нашел С. Я. тяжело больным ревматизмом. Отец уже не выходил из кабинета, сидя в большом кресле. А. И. неотлучно находилась при муже, и войти в кабинет отца можно было только с его разрешения. В Петербурге Коля тогда весь отдался своему творчеству. Он сблизился с многими поэтами и совершенно забросил занятия в университете. Это вызвало сильное недовольство отца, который упорно требовал, чтобы он закончил университет, и этот спор обычно кончался тем, что Коля обнимал отца, обещая серьезно взяться за занятия и окончить университет. Отец не особенно этому верил и был прав: своего обещания Коля так и не сдержал.

Будучи от природы очень наблюдательным, Коля всегда подмечал у каждого слабые стороны, которые сейчас же высмеивал. Он вообще любил поддразнивать и грешным делом насмехаться, но добродушно. Помню, пришел однажды товарищ, окончивший университет, и все старался, чтобы мы обратили внимание на его университетский значок. Коля это заметил и сказал: «Володя, подвесь лучше твой значок на лоб, по крайней мере не надо будет тебе вертеться, чтобы его видели. Тогда всем ясно будет, что ты человек науки!»

Подсмеивался он и над племянником, который ходил в царскосельскую гимназию как в университет, когда вздумается. Способности дедушки-художника Сверчкова, видимо, перешли к внуку, и племянник днями и часами рисовал в ущерб учению. Подсмеивался и над матерью, добродушно, конечно, что она любила подчас читать Марлита, но как только замечал, что мать обижается, сейчас же подбегал и целовал ее. Его маленькая, двенадцатилетняя племянница как-то сказала, что прочла какую-то книгу, и добавила: «Я ее взяла, потому что там хорошая печать». Коля сейчас же подхватил: «Ты, я вижу, выбираешь и читаешь книги по печати, а не по содержанию». Иногда он даже слишком приставал к ней, и она объявила, что боится «при дяде Коле рот открыть». Тоже искал случая высмеять сестру по отцу, Александру Степановну Гумилеву, по мужу Сверчкову. У нее была маленькая собачка Лэди, и она сильно оберегала собачку от «искушения» и зорко за нею следила. Как-то раз, спасая собачку (так выразился Коля), сестра упала и сильно повредила ногу. Доктор, лечивший ее, сказал: «Из-за собачки не стоило рисковать ногами». На это Коля, как бы волнуясь, заявил: «Помилуйте, доктор! Ведь это же Лэди! Сестра, наверное, была бы менее экспансивна и вряд ли чем-нибудь рискнула, если бы кому-нибудь из нас грозила такая же опасность».

Ранней весной 1910 года С. Я. скончался. После его смерти жизнь в семье Гумилевых сильно изменилась даже внешне. Отцовский кабинет перешел Коле, и он в нем все переставил по-своему. Как часто добрые по существу люди бывают подчас неделикатны и даже эгоистичны! Помню, не прошло и семи дней, как пришла ко мне в комнату расстроенная А. И. и жаловалась на Колину нечуткость. «Не успели отца похоронить, - говорила она, - как Коля стал устраиваться в его кабинете. Я его прошу подождать хоть две недели, мне же это слишком тяжело! А он мне отвечает: я тебя, мамочка, понимаю, но не могу же я постоянно работать в гостиной, где мне мешают. Дмитрий и Аня так часто и надолго приезжают, что мне всегда приходится уступать им свой кабинет». Без ведома А. И. я сейчас же пошла убеждать Колю повременить, но мои доводы на него не подействовали, он только посмеялся над моей сантиментальностью.

В дом влилось много чуждого элемента. Весною 25 апреля этого же года поэт женился на Анне Андреевне Горенко (Ахматовой). Свадьбу отпраздновали спокойно и тихо ввиду траура в семье. В этом году Коля осенью поехал в Абиссинию, побывал в самых малодоступных ее местах. В тропических лесах охотился на слонов, в горах со своим абиссинцем ходил на леопарда. Много рассказывал, заражая своими интересными впечатлениями племянника, так называемого Колю-маленького (Сверчкова), юношу 17-ти лет, который объявил, что тоже хочет

…бродить по таким же дорогам,

Видеть вечером звезды, как крупный горох,

Выбегать на холмы за козлом длиннорогим,

На ночлег зарываться в седеющий мох…

Коля-поэт обещал любимому племяннику в следующее путешествие взять его с собой, что и исполнил. Жена осталась дома. Из Абиссинии Коля навез много всяких абиссинских мелочей.

В семье Гумилевых очутились две Анны Андреевны. Я - блондинка, Анна Андреевна Ахматова - брюнетка. А. А. Ахматова была высокая, стройная, тоненькая и очень гибкая, с большими синими, грустными глазами, со смуглым цветом лица. Она держалась в стороне от семьи {90} . Поздно вставала, являлась к завтраку около часа, последняя, и, войдя в столовую, говорила: «Здравствуйте все!» За столом большею частью была отсутствующей, потом исчезала в свою комнату, вечерами либо писала у себя, либо уезжала в Петербург. Те вечера, когда Коля бывал дома, он часто сидел с нами, читал свои произведения, а иногда много рассказывал, что всегда было очень интересно. Коля великолепно знал древнюю историю и, рассказывая что-нибудь, всегда приводил из нее примеры. Памятно мне любимое большое мягкое кресло поэта, доставшееся ему от покойного отца. Сидя в нем, он писал свои стихи. Творить Коля любил по ночам, и часто мы с мужем - комната была рядом с его кабинетом - слышали равномерные шаги за дверью и чтение вполголоса. Мы переглядывались, и муж говорил: «Опять наш Коля улетел в свой волшебный мир».

В домашней обстановке Коля всегда был приветлив. За обедом всегда что-нибудь рассказывал и был оживленный. Когда приходили юные поэты и читали ему свои стихи, Коля внимательно слушал; когда критиковал - тут же пояснял, что плохо, что хорошо и почему то или другое неправильно. Замечания он делал в очень мягкой форме, что мне в нем нравилось. Когда ему что-нибудь нравилось, он говорил: «Это хорошо, легко запоминается» и сейчас же повторял наизусть. Коля и в семье был строг к чистоте языка. Однажды я, придя из театра и восхищаясь пьесой, сказала: «Это было страшно интересно!». Коля немедленно напал на меня и долго пояснял, что так сказать нельзя, что слово «страшно» тут совершенно неуместно. И я это запомнила на всю жизнь.

Когда по вечерам вся семья оставалась дома, после обеда мать любила брать сыновей под руку и ходить взад и вперед по гостиной; тут сыновья очень трогательно оспаривали друг у друга, кто возьмет мамочку под руку, а кто обнимет. Обычно после долгого торга мать, улыбаясь, сама разрешала спор - одного возьмет под руку, а другого обнимет, и все трое маршировали по комнате, весело разговаривая. Но редко приходилось нам проводить вечера «уютным кустиком», как говорил Коля; обыкновенно кто-нибудь нарушал нашу семейную идиллию.

В начале 1911 года Анна Ивановна купила дом в Царском Селе на Малой ул., 15. Она видела, что слишком много денег тратится зря. Купила прелестный двухэтажный дом и тут же небольшой, тоже двухэтажный, флигель с садиком и хорошеньким двориком. А. И. с падчерицей и внуками занимали верхний этаж, поэт с женой и я с мужем - внизу. Тут же внизу находились столовая, гостиная и библиотека. После своего второго путешествия в Африку Коля внес в дом много экзотики, которая ему всегда нравилась. Свои комнаты он отделал по своему вкусу и очень оригинально.

Вспоминается мне наша чудная библиотека, между гостиной и Колиной комнатой. В библиотеке вдоль стен были устроены полки, снизу доверху наполненные книгами. В библиотеке во время чтения было принято говорить шепотом. Для поэта библиотека была святая святых, и он не раз повторял, что надо держать себя в ней как в настоящей библиотеке. Посредине находился большой круглый стол, за которым читающие чинно сидели.

С годами Коля стал очень общительным. Имел много товарищей и друзей. Дружил с И. Ф. Анненским, Вячеславом Ивановым и многими другими. Часто бывали Городецкий и Блок. Дом Гумилевых был очень гостеприимный, хлебосольный и радушный. Хозяева были рады всякому гостю, в которых не было недостатка везде, где бы Гумилевы ни жили. Я очень любила, когда поэт устраивал литературные вечера. Вспоминаю один эпизод. Однажды один молодой поэт читал с жаром и увлечением свою поэму. Царила полная тишина. Вдруг раздался равномерный, громкий храп. Смущенный и обиженный, поэт прервал чтение. Все переглянулись. Коля встал. Окинул взором всех слушателей и видит, все сидят чинно, улыбаются, переглядываются и ищут храпящего гостя. Каково же было наше удивление, когда виновником храпа оказалась собака Молли, бульдог, любимица Анны Ахматовой. Все много смеялись и долгое время дразнили молодого чтеца, называя его Молли.

В 1911 году у Анны Ахматовой и Коли родился сын Лев {91} . Никогда не забуду счастливого лица Анны Ивановны, когда она нам объявила радостное событие в семье - рождение внука. Маленький Левушка был радостью Коли. Он искренне любил детей и всегда мечтал о большой семье. Бабушка Анна Ивановна была счастлива, и внук с первого дня был всецело предоставлен ей. Она его выходила, вырастила и воспитала. Коля был нежным и заботливым отцом. Всегда, придя домой, он прежде всего поднимался наверх, в детскую, и возился с младенцем.

Но мятежную натуру поэта патриархальная спокойная семейная обстановка надолго удовлетворить не могла. Он задумал путешествие в Италию. Но всегда его что-то задерживало: осенью этого же года он основал с Сергеем Городецким Цех Поэтов. Только весною 1912 года ему удалось исполнить свою мечту и поехать в Италию. Он давно хотел побывать в Венеции и воочию увидеть красоту этого города, где

Лев на колонне, и ярко

Львиные очи горят,

Держит Евангелье Марка,

Как серафимы крылат.

Коля посетил несколько городов Италии {92} . Говорил он об Италии с таким жаром, что забывал весь мир и требовал, чтобы мы с мужем обязательно поехали в Рим, где

Волчица с пастью кровавой

Лик Мадонн вдохновенный

И храм Святого Петра,

что мы и исполнили - через несколько месяцев муж взял отпуск, и мы поехали в Италию.

В жизни Коли было много увлечений. Но самой возвышенной и глубокой его любовью была любовь к Маше. Под влиянием рассказов А. И. о родовом имении Слепневе и о той большой старинной библиотеке, которая в целости там сохранилась, Коля захотел поехать туда, чтобы ознакомиться с книгами. В то время в Слепневе жила тетушка Варя - Варвара Ивановна Львова, по мужу Лампе, старшая сестра Анны Ивановны. К ней зимою время от времени приезжала ее дочь Констанция Фридольфовна Кузьмина-Караваева со своими двумя дочерьми. Приехав в имение Слепнево, поэт был приятно поражен, когда, кроме старенькой тетушки Вари, навстречу ему вышли две очаровательные молоденькие барышни - Маша и Оля. Маша с первого взгляда произвела на поэта неизгладимое впечатление. Это была высокая тоненькая блондинка с большими грустными голубыми глазами, очень женственная. Коля должен был остаться несколько дней в Слепневе, но оттягивал свой отъезд под всякими предлогами. Нянечка Кузьминых-Караваевых говорила: «Машенька совсем ослепила Николая Степановича». Увлеченный Машей, Коля умышленно дольше, чем надо, рылся в библиотеке и в назначенный день отъезда говорил, что библиотечная «…пыль рьянее, чем наркотик…», что у него сильно разболелась голова, театрально хватался при тетушке Варе за голову, и лошадей откладывали. Барышни были очень довольны: им было веселее с молодым дядей. С Машей и Олей поэт долго засиживался по вечерам в библиотеке, что сильно возмущало нянечку Караваевых, и она часто бурно налетала на своих питомиц, но поэт нежно обнимал и унимал старушку, которая после говорила, что «долго сердиться на Николая Степановича нельзя, он своей нежностью всех обезоруживает».

Летом вся семья Кузьминых-Караваевых и наша проводили время в Слепневе. Помню, Маша всегда была одета с большим вкусом в нежно-лиловые платья. Она любила этот цвет, который ей был к лицу. Меня всегда умиляло, как трогательно Коля оберегал Машу. Она была слаба легкими, и когда мы ехали к соседям или кататься, поэт всегда просил, чтобы их коляска шла впереди, «чтобы Машенька не дышала пылью». Не раз я видела Колю сидящим у спальни Маши, когда она днем отдыхала. Он ждал ее выхода, с книгой в руках все на той же странице, и взгляд его был устремлен на дверь. Как-то раз Маша ему откровенно сказала, что не вправе кого-либо полюбить и связать, так как она давно больна и чувствует, что ей недолго осталось жить. Это тяжело подействовало на поэта:

…Когда она родилась, сердце

В железо заковали ей,

И та, которую любил я,

Не будет никогда моей.

Осенью, прощаясь с Машей, он ей прошептал: «Машенька, я никогда не думал, что можно так любить и грустить». Они расстались, и судьба их навсегда разлучила.

Поэт много стихотворений посвятил Маше. Во многих он упоминает о своей любви к ней, как, например, в «Фарфоровом павильоне», в «Дорогах»:

Я видел пред собой дорогу -

В тени раскидистых дубов,

Такую милую дорогу

Вдоль изгороди из цветов.

Смотрел я в тягостной тревоге,

Как плыл по ней вечерний дым,

И каждый камень на дороге

Казался близким и родным.

Но для чего идти мне ею?

Она меня не приведет

Туда, где я дышать не смею,

Где милая моя живет.

Весною 1913 года Коля вновь задумал предпринять путешествие в неведомые и малоисследованные места. Хорошо о нем сказано, что он создал новую музу, «музу дальних странствий», чему соответствуют и его слова «…как будто не все пересчитаны звезды, как будто наш мир не открыт до конца…». Свое третье путешествие Коля иначе обставил и совершил. Это было весной 1913 года. У Гумилевых тогда было много разговоров об академике Радлове, который хлопотал, чтобы Коля был командирован Академией наук в качестве начальника экспедиции на Сомалийский полуостров для составления всяких коллекций, для ознакомления с нравами и бытом абиссинских племен {93} . Но насколько я помню, Коля поехал на свои средства. Анна Ивановна дала ему крупную сумму из своего капитала, это я наверное знаю. Но так как Академия наук тоже заинтересовалась его путешествием, то обещала купить у него те редкие экземпляры, которые он брался привезти. Поехал он, как я уже упомянула, вдвоем с любимым 17-летним племянником Колей Сверчковым, Колей-маленьким. Когда они уехали, семья, в особенности обе матери, сильно беспокоились за сыновей, зная страсть к приключениям Коли-поэта. Он всегда был очень храбрый и с детства презирал малодушие и трусость. «…Да, ты не был трусливой собакой - Львом ты был между яростных львов!..» И его бесстрашие немало волновало семью. Старушка няня о нем говорила: «Наш Коленька всегда любит лезть на рожон, вот уж неугомонный! Не сидится ему на месте, все ищет где поопаснее». Путешествие длилось несколько месяцев. Большой радостью было их возвращение, о котором мы не были предупреждены. Все треволнения были забыты и все были полны интереса к занимательным рассказам, которым, казалось, не было конца. Все обещания Коля выполнил и действительно привез очень много всяких коллекций, которые были им сданы в Музей Антропологии и Этнографии при Академии наук. Что именно - не помню, но помню, что им были очень довольны, чем и он был очень горд. Царскосельский дом обогатился чудным экземпляром - большой стоячей черной пантерой. Эту огромную пантеру, черную, как ночь, с оскаленными зубами, поставили в нишу между столовой и гостиной, и ее хищный вид производил на многих прямо жуткое впечатление. Коля же всегда ею любовался. Помню, как Коля первый раз показал мне свою пантеру. Когда мы приехали с мужем в Царское Село к нашим, дверь в гостиную была заперта, что бывало редко. В передней нас встретил Коля и просил пока в гостиную не входить. Мы поднялись наверх к А. И., ничего не подозревая; думали, что у Коли молодые поэты. Только когда совсем стемнело, Коля пришел наверх и сказал, что покажет нам что-то очень интересное. Он повел нас в гостиную и, как полагается, меня как даму пропустил вперед; открыл дверь, заранее потушив в гостиной и передней электричество. Было совсем темно, только яркая луна освещала стоящую черную пантеру. Меня поразил этот зверь с желтыми зрачками. В первый момент я подумала, что она живая. Коля был бы способен и живую пантеру привезти! И тут же, указывая на пантеру, Коля громко продекламировал: «…А ушедший в ночные пещеры или к заводи тихой реки - Повстречает свирепой пантеры - Наводящие ужас зрачки…»

Привез Коля и красивого живого попугая, светло-серого с розовой грудкой. Коля был очень увлекательным рассказчиком. Обычно вне своего литературного кружка он в обществе держал себя очень скромно, но если что-либо было ему интересно и по душе, то он преображался, загорались его большие глаза, и он начинал говорить с увлечением. Однажды у нас в имении на охоте, где оба брата, Димитрий и Коля, отличились меткой стрельбой, один из гостей сказал поэту, что с таким метким глазом не страшно было бы идти на охоту на слонов и львов, и задал Коле несколько вопросов насчет Абиссинии. Коля с жаром стал рассказывать о своих переживаниях в Африке, и так образно, что ясно можно было себе представить, как он с племянником и с тремя провожатыми, из которых один был «…карлик мне по пояс, голый и черный»… шли по лесу, где вряд ли ступала человеческая нога; ночь провели в лесу и долго искали более или менее удобного убежища и наконец нашли. «…И хороша была нора - В благоухающих цветах…» Рассказывал, что туземцы в Абиссинии очень суеверны; многого наслушался он за ночи, проведенные в лесу, как, например - если убитому леопарду не опалить немедленно усы, дух его будет преследовать охотника всюду. «…И мурлычет у постели - Леопард, убитый мной». Та леопардовая шуба, в которой Коля ходил по Петербургу зимой (всегда расстегнутая и гревшая фактически только спину), была из двух леопардов, один из которых был убит им самим, а другой туземцами. В ней он шествовал обыкновенно не по тротуару, а по мостовой, и всегда с папиросой в зубах. На мой вопрос, почему он не ходит по тротуару, он отвечал, что его распахнутая шуба «на мостовой никому не мешает». Уезжая в Африку, Коля говорил, что «У него мечта одна - Убить огромного слона - Особенно когда клыки - И тяжелы и велики». - И действительно, по его словам, он наполовину исполнил свою мечту: «Он взял ружье и вышел в лес. - На пальму высохшую влез - И ждал». Туземцы ему сообщили, что «…здесь пойдет на водопой лесной народ…» Долго Коля сидел и ждал, как вдруг «В лесу раздался смутный гул, - Как будто ветер зашумел, - И пересекся небосклон - Коричневою полосой, - То, поднимая хобот, слон - Вожак вел стадо за собой». Коля «…навел винтовку между глаз», но «гигант лесной» не был «сражен пулей разрывной». Об этих переживаниях Коля говорил, что они были незабываемы.

Коля очень любил традиции и придерживался их, особенно любил всей семьей идти к заутрене на Пасху. Если даже кто-либо из друзей приглашал к себе, он не шел; признавал в этот день только семью. Помню веселые праздничные приготовления. Все, как полагается, одеты в лучшие туалеты. Шли чинно, и Коля всегда между матерью и женой. Шли в царскосельскую дворцовую церковь, которая в этот высокоторжественный праздник была всегда открыта для публики.

В то же время поэт был очень суеверен. Верно, Абиссиния заразила его этим. Он до смешного подчас был суеверен, что часто вызывало смех у родных. Помню, когда А. И. переехала в свой новый дом, к ней приехала «тетенька Евгения Ивановна». Тогда она была уже очень старенькая. Тетенька с радостью объявила, что может пробыть у нас несколько дней. В присутствии Коли я сказала А. И.: «Боюсь, чтобы не умерла у нас тетенька. Тяжело в новом доме переживать смерть». На это Коля мне ответил: «Вы, верно, не знаете русского народного поверья. Купив новый дом, умышленно приглашают очень стареньких, преимущественно больных старичков или старушек, чтобы они умерли в доме, а то кто-нибудь из хозяев умрет. Мы все молодые, хотим еще пожить. И это правда, я знаю много таких случаев и твердо в это верю».

5 июля 1914 года мы с мужем праздновали пятилетний юбилей нашей свадьбы. Были свои, но были и гости. Было нарядно, весело, беспечно. Стол был красиво накрыт, все утопало в цветах. Посредине стола стояла большая хрустальная ваза с фруктами, которую держал одной рукой бронзовый амур. Под конец обеда без всякой видимой причины ваза упала с подставки, разбилась, и фрукты рассыпались по столу. Все сразу замолкли. Невольно я посмотрела на Колю, я знала, что он самый суеверный; и я заметила, как он нахмурился. Через 14 дней объявили войну. Десятилетний юбилей нашей свадьбы мы с Митей скромно отпраздновали на квартире художника Маковского на Ивановской улице в Петрограде при совсем других обстоятельствах. Все было уже не то, и тогда Коля напомнил нам о разбитой вазе.

День объявления войны застал меня в имении моей матери - Крыжуты, Витебской губернии. Я сейчас же решила ехать к мужу, в Петербург. Приехав туда, поехала на квартиру моих родителей. Отца дома не застала и вообще никого. Оставив записку, помчалась в Царское Село и там узнала, что Коля, движимый патриотическим порывом, записался добровольцем в Лб. Гв. Уланский полк, с которым был отправлен на фронт. Я сама записалась в Свято-Троицкую общину сестер милосердия. Год проработала в Петербурге в лазарете, а затем была отправлена в перевязочный отряд при 2-й финляндской дивизии. В этой дивизии мой муж был в пехотном полку, был награжден «Владимиром с мечами», пробыл три года на фронте и был сильно контужен. Коля уже в начале войны успел настолько отличиться, что был дважды награжден Георгиевским крестом за храбрость. Для поэта война была родная стихия, и он утверждал: «И воистину светло и свято - Дело величавое войны. - Серафимы ясны и крылаты - За плечами воинов видны…». Несколько раз Коля приезжал на несколько дней в отпуск, и раза два-три наши отпуска совпадали. Мы все трое «фронтовые», как называла нас Муся (племянница), делились впечатлениями. Было метко сравнение поэта:

Как собака на цепи тяжелой,

Тявкает за лесом пулемет;

И жужжат шрапнели, словно пчелы,

Собирая ярко-красный мед.

Как отец Коля был очень заботлив и нежен. Он много возился со своим первенцем Левушкой, которому часто посвящал весь свой досуг. Когда Левушке было 7–8 лет, он любил с ним играть, и любимой игрой была, конечно, война. Коля с бумерангом изображал африканских вождей. Становился в разные позы и увлекался игрой почти наравне с сыном. Богатая фантазия отца передалась и Левушке. Их игры часто были очень оригинальны. Любил Коля и читать сыну и сам много ему декламировал. Ему хотелось с ранних лет развить в сыне вкус к литературе и стихам. Помню, как Левушка мне часто декламировал наизусть «Мика», которого выучил, играя с отцом. Все это происходило уже в Петербурге, когда мы жили вместе. Часто к нам приходили мои племянники и дети Чудовского {94} . Вся детвора всегда льнула к доброму дяде Коле (так они его называли), и для каждого из них он находил ласковое слово. Помню, как он хлопотал и суетился, украшая елку, когда уже ничего не было и все доставалось с невероятными усилиями. Но он все же достал тогда детские книги, которыми награждал всю детвору. Удалось ему достать и красивую пышную елку. И веселились же дети, а смотря на них, и взрослые, в особенности сам Коля!

В 1917 году Коля должен был отправиться на Салоникский фронт. Он поехал в Париж через Финляндию и Швецию, но, прибыв в Париж, был оставлен там в распоряжении представителя Временного правительства, чем был сильно огорчен. Там он пробыл год.

В 1918 году он записался на Месопотамский фронт, но для этого должен был поехать в Англию. Это было в начале года. Но, увы! и тут ему не удалось уехать в действующую армию, в Месопотамию. В Лондоне он пробыл несколько месяцев и весной вернулся через Мурманск в Петербург. Не успел Коля после своих долгих скитаний по загранице вернуться, как сразу окунулся с головой в свой литературный мир. Единственное, что он действительно горячо любил и чему отдавался всей душой, это только одну поэзию. Он был всецело поэт!

В конце 1918 года Коля был членом литературного кружка и работал в Доме литераторов. В этом году он развелся с Анной Ахматовой {95} .

В 1919 году поэт преподавал во многих литературных студиях, в Институте Истории Искусства, в Институте Живого Слова {96} . Я поступила слушательницей в Институт Истории Искусства на археологический факультет к проф. Струве, но часто заходила слушать Колю. Он читал очень интересно.

В 1919 году Коля женился вторым браком на Анне Николаевне Энгельгардт. После того как семье Гумилевых пришлось покинуть свой дом в Царском Селе с его чудной библиотекой {97} , они переехали в Петербург. Художник Маковский предложил Коле временно свою квартиру на Ивановской улице. Мы все соединились, кроме Александры Степановны Сверчковой. Времена стали тяжелые. Анне Ивановне трудно было добывать продукты, стоять в очередях, и Коля просил меня взять на себя хозяйство. Анна Николаевна - в семье называвшаяся Ася - была еще слишком молода. Помню, как однажды Коля, такой бодрый и веселый, пришел к мужу и ко мне в комнату и пригласил нас в Тенишевское училище на литературное утро. Выступали там Коля, А. А. Блок, жена Блока - Любовь Дмитриевна и молодые поэты. Зал был переполнен. Любовь Дмитриевна в первый раз публично прочла «Двенадцать». Когда она продекламировала последние слова поэмы «В белом венчике из роз впереди - Исус Христос», в зале поднялся сильный шум. Одни громко аплодировали, другие шикали, свистели, громко кашляли. Творилось что-то ужасное! Зал еще бушевал, когда мы увидели с мужем, что на эстраду не спеша поднимается наш Коля. Мне было за него как-то не по себе. Мы сильно за него волновались. Коля поднялся на эстраду и стал. Он стоял спокойно, выдержанно. Ждал, пока публика перестанет бушевать. Мало-помалу шум улегся. Коля подождал еще некоторое время. И только когда все успокоились, он стал читать свои «Персидские газеллы». После него выступил А. Блок. Только на следующий день Коля нам рассказал, что А. Блок отказался сейчас же после поэмы «Двенадцать» выйти на эстраду. Тогда Коля решил его выручить и вышел раньше времени, не по программе {98} .

В 1920 году нам пришлось разъехаться. Муж получил назначение в Петергоф, а Анна Ивановна осталась жить с Левушкой, Колей и Асей, которые переехали на Преображенскую улицу, № 5. В это время Ася ожидала прибавления семейства, чему Коля был очень рад и говорил, что его «мечта» иметь девочку, и когда маленькая Леночка {99} родилась на свет Божий, доктор, взяв младенца на руки, передал его Коле со словами: «Вот ваша мечта».

В 1921 году последний раз мой муж, Коля и я встретили Новый год вместе. А. И. с Левушкой и Асей уехали в Бежецк, а Коля остался один. В Бежецке легче можно было достать продукты, что для Левушки и Аси было очень важно. Новый год - это уже семейный праздник, и мы трое его хотели встретить вместе. Встретили мы Новый год очень оживленно и уютно. Никто из нас не предполагал, что этот год будет для нас трагическим, что это последний раз, что мы все вместе встречаем Новый год.

Помню, как тогда я по вечерам приходила в кабинет к Коле обсуждать с ним меню на следующий день. Заставала его сидящим в большом глубоком кресле всегда с пером в его «как точеной» руке. Он всегда сосредоточенно обсуждал все со мною, внимательно выслушивая, что я ему говорила. Когда я теперь отдаюсь воспоминаниям о моей совместной жизни с ним, то он представляется мне, каким я его видела в эти последние памятные мне дни. Бодрый, полный жизненных сил, в зените своей славы и личного счастья со своей второй хорошенькой женой, всецело отдававшийся творчеству. Ни тяжелые годы войны, ни еще более тяжелая обстановка того времени не изменили его морального облика. Он был все таким же отзывчивым, охотно делившимся с каждым всем, что он имел. Как часто приходили в дом разные бедняки! Коля никогда не мог никому отказать в помощи.

В последний раз в жизни мне пришлось видеть Колю в самом конце июля 1921 года (1 августа я уехала с больным мужем). Муж очень плохо себя чувствовал и просил меня зайти к Коле и принести привезенные им письма от Анны Ивановны. Коля, будучи у нас утром, забыл их захватить. Когда я пришла к нему, он меня встретил на лестнице и сказал: «А я как раз собирался к вам с письмами мамы. Какой сегодня чудный солнечный день, пройдемтесь немного, а затем зайдем вместе к Мите». И мы пошли прямо по Преображенской улице к Таврическому саду. Гуляя по вековым аллеям роскошного сада, разговорились; затем сели под дуб на скамейку отдохнуть. Тут поэт разоткровенничался. Первый раз за всю мою двенадцатилетнюю жизнь в их доме он был со мною откровенен. Сначала он рассказывал о путешествиях, потом перешел на свои взгляды на жизнь, на брак, много говорил о своих душевных переживаниях и о тех минутах одиночества, когда, уйдя в себя, он думал о Боге:

Есть Бог, есть мир, они живут вовек,

И жизнь людей мгновенна и убога,

Но все в себе вмещает человек,

Который любит мир и верит в Бога.

Потом стал расспрашивать меня о моей жизни, о моей любви к мужу и спросил, была ли я с ним счастлива за эти двенадцать лет. На мой утвердительный ответ и под влиянием этой интимной беседы Коля стал мне декламировать, как сейчас помню, свое стихотворение «Соединение»:

Луна восходит на ночное небо.

По озеру вечерний ветер бродит,

Целуя осчастливленную воду.

О, - как божественно соединенье

Извечно созданного друг для друга -

Но люди, созданные друг для друга,

Соединяются, увы, так редко!

Потом мы медленно, молча пошли домой. Такого бесконечно грустного Колю я никогда не видела. Это была последняя в жизни прогулка с Колей. Она надолго осталась у меня в памяти. Тогда мне и в голову не могло прийти, что его мысли омрачаются предчувствием скорой гибели и что он думал о «пуле, что его с землею разлучит».

25 августа 1921 года трагически погиб наш талантливый поэт Николай Степанович Гумилев. Мы узнали об этом из газет. На здоровье моего бедного, тяжело больного мужа гибель единственного любимого брата сильно подействовала. Он проболел еще некоторое время и тихо скончался. Несмотря на дружеские отношения с братом, поэт скрыл от него, от всей семьи и даже от матери, с которой был так откровенен, свое участие в заговоре.

Из книги Мемуары автора Герштейн Эмма

АННА АХМАТОВА И ЛЕВ ГУМИЛЕВ РАНЕННЫЕ ДУШИВ журнале «Звезда», № 4 за 1994 год, впервые напечатаны фрагменты переписки Ахматовой с сыном - известным историком-востоковедом Львом Гумилевым. Публикаторы – вдова Льва Николаевича Наталья Викторовна Гумилева и академик

Из книги Литературные Воспоминания автора

НИКОЛАЙ ГУМИЛЕВ Я впервые увидел Николая Степановича Гумилева в Куоккале, у нас в саду, летом 1916 года, в одно из воскресений. Он тогда был мало знаком с моими родителями и приехал в черной визитке, в крахмальном воротнике, подпиравшем щеки. Стояла жара, гости пили чай в саду

Из книги 99 имен Серебряного века автора Безелянский Юрий Николаевич

Из книги Дневник моих встреч автора Анненков Юрий Павлович

Из книги Голоса Серебряного века. Поэт о поэтах автора Мочалова Ольга Алексеевна

Николай Гумилев Н.С.Гумилеву На обложке - набросок лица… Это все знакомство с тобою. Но смотрю теперь без конца На твое лицо дорогое. Отчего с тех горчайших лет К этим дням протянуты нити? Ты всю жизнь - любимый поэт, Ты всегда и друг, и учитель. И стихов твоих нежный

Из книги Главные пары нашей эпохи. Любовь на грани фола автора Шляхов Андрей Левонович

7. Николай Гумилёв Летом 1916 года Н. С. Гумилев жил в ялтинском санатории возле Массандровского парка, лечился от воспаления легких, полученного на фронте. Молоденькая курсистка В. М. гуляла на берегу моря с книгой Тэффи в руках. К ней подсел некто в санаторном халате

Из книги 100 великих поэтов автора Еремин Виктор Николаевич

Николай Гумилёв Анна Ахматова Паладин и Колдунья Николай Гумилев еще мальчиком любил помечтать, жаждал приключений и писал красивые, но в то же время совершенно не детские стихи роста высокого, худощав, с очень красивыми руками, несколько удлиненным бледным

Из книги Лучшие истории любви XX века автора Прокофьева Елена Владимировна

АННА АНДРЕЕВНА АХМАТОВА (1889-1966) и НИКОЛАЙ СТЕПАНОВИЧ ГУМИЛЕВ (1886-1921) Анна Ахматова и Николай Гумилев – два ярчайших русских поэта Серебряного века. Судьба соединила их на короткое время, но во временах имена их неразделимы. Поэтому в рассказ об Анне Андреевне, конечно же,

Из книги Великие судьбы русской поэзии: Начало XX века автора Глушаков Евгений Борисович

Анна Ахматова и Николай Гумилев: «Любил ее, но не сумел

Из книги О том, что видел: Воспоминания. Письма автора Чуковский Николай Корнеевич

Муза дальних странствий (Николай Степанович Гумилёв) Сама фамилия поэта, от латинского humils – смиренный, указывает на его происхождение из духовенства. В XVIII веке такие фамилии было принято давать семинаристам, выходцам из семей сельских священников и дьяконов. Родовые

Из книги Ахматова без глянца автора Фокин Павел Евгеньевич

Николай Гумилев Я впервые увидел Николая Степановича Гумилева в Куоккале, у нас в саду, летом 1916 года, в одно из воскресений. Он тогда был мало знаком с моими родителями и приехал в черной визитке, в крахмальном воротнике, подпиравшем щеки. Стояла жара, гости пили чай в саду

Из книги Николай Гумилев глазами сына автора Белый Андрей

Николай Степанович Гумилёв, первый муж Валерия Сергеевна Срезневская:С Колей Гумилёвым, тогда еще гимназистом седьмого класса, Аня познакомилась в 1903 году, в Сочельник. Мы вышли из дому, Аня и я с моим младшим братом Сережей, прикупить какие-то украшения для елки, которая у

Из книги Генерал из трясины. Судьба и история Андрея Власова. Анатомия предательства автора Коняев Николай Михайлович

Николай Оцуп{136} Николай Степанович Гумилев Я горжусь тем, что был его другом в последние три года его жизни. Но дружба, как и всякое соседство, не только помогает, она и мешает видеть. Обращаешь внимание на мелочи, упуская главное. Случайная ошибка, неудачный жест заслоняют

Из книги Гумилев без глянца автора Фокин Павел Евгеньевич

Шатов Николай Степанович Полковник РККА.Подполковник ВС КОНР.Родился 29 апреля 1901 года в деревне Шатово Котельнического уезда Вятской губернии.Русский.Член ВКП(б) с 1929 года.Последняя должность в Красной армии - начальник артиллерийского снабжения Северо-Кавказского

Из книги Серебряный век. Портретная галерея культурных героев рубежа XIX–XX веков. Том 1. А-И автора Фокин Павел Евгеньевич

Мать Анна Ивановна Гумилева Орест Николаевич Высотский:Анне Ивановне было 22 года. Трудно сказать, что побудило богатую и красивую девушку выйти за корабельного врача, сорокадвухлетнего вдовца, имевшего семилетнюю дочь. В самом деле, Анна Ивановна была хороша собой.

Биография

Гумилев Николай Степанович (1886−1921) - русский поэт. Последние четыре года жизни - формально - советский. Единственный из великих поэтов Серебряного века, казненный Советской властью по приговору суда. Остальные либо замучены бессудно (Клюев, Мандельштам), либо доведены до самоубийства (Есенин, Маяковский, Цветаева), либо умерли до срока от физических и духовных потрясений (Блок, Хлебников, Ходасевич), либо - в лучшем случае - перенесли преследования и гонения (Пастернак, Ахматова). Гумилева постигла самая ранняя и самая жестокая кара. Чекисты, расстреливавшие его, рассказывали, что их потрясло его самообладание:

И чего он с контрой связался? Шел бы к нам - нам такие нужны!

Тайна судьбы Гумилева - в странной притягательности его характера для утверждающейся советской поэзии при полной неприемлемости его поведения для утверждающейся Советской власти.

Родившийся в Кронштадте в семье морского врача, детство проведший в Царском Селе и в Санкт-Петербурге, отрочество - в Тифлисе, юность - снова в Царском Селе, Гумилев вбирает в душу впечатления имперской мощи и воинской доблести впережку с южной экзотикой, что и определяет изначально его вкусы, его поэтический почерк, начиная с первого сборника стихов «Путь конквистадоров», изданный на средства автора в 1905 году. Не слишком усердный в гимназическом учении (хотя директором его гимназии работает знаменитый поэт Иннокентий Анненский), Гумилев весьма усерден во внепрограммном «приключенческом» чтении. С трудом и опозданием окончив гимназию, он тотчас уезжает в Париж, где проводит два года, общаясь с французскими поэтами и художниками и пытаясь издавать литературно-художественный журнал «Сириус», весьма далекий, как видно и из названия, от повседневной обыденщины и предназначенный, как видно из издательских разъяснений, исключительно «для изысканного понимания». В 1908 году Гумилев возвращается в Россию сформировавшимся поэтом и критиком. Однако скоро становится очевидно, что он ведет себя совсем не так, как принято в тогдашней поэтической среде, проникнутой декадентской «расслабленностью». Гумилев - уникальный пример, когда человек готов практически служить идеалу и в этом деле воинствует. Верность его однажды принятым воззрениям и обязательствам неукоснительна. Крещенный в православии, он и среди скептических интеллигентов его круга, и впоследствии среди крутых большевиков продолжает при виде каждой церкви осенять себя знамением, хотя, по ядовитой характеристике Ходасевича, «не подозревает, что такое религия». Присягнувший царю, он и при Советской власти остается монархистом, причем он не скрывает этого ни от простодушных пролеткультовцев, которым читает лекции, ни от чекистских следователей, которые его допрашивают; он даже в подсоветской печати ухитряется написать о своем «контакте» с абиссинским негусом: Я бельгийский ему подарил пистолет И портрет моего государя. При этом он в сущности никаких личных чувств не питает ни к Николаю II, ни вообще к Романовым - скорее уж - к императрице, которая была шефом его полка и в 1914 году вручала ему, отличившемуся на фронте, Георгиевский крест. Верность Прекрасной Даме? Да, но не та, что у Блока: это не просто образный ход, но офицерский долг чести, подкрепляемый поступками. Романтический принцип, странно спроецированный в жизнь. По отзывам мемуаристов, Гумилев на всю жизнь остается то ли тринадцатилетним мальчиком, играющим в индейцев, то ли шестнадцатилетним гимназистом, играющим в рыцаря. Ему мало написать: А ушедший в ночные пещеры Или к заводям тихой реки Повстречает свирепой пантеры Наводящие ужас зрачки, - - он должен лично привезти чучело этой пантеры в Петербург, а для этого поехать в Африку и лично застрелить ее на охоте. В 1914 году он не просто пишет о пулях, он сам стоит на бруствере под пулями. Он гордится званием прапорщика больше, чем званием писателя. Он не только описывает реальность - он ею живет, ее строит, включается в нее безоговорочно. Что это за реальность? Его учитель Иннокентий Анненский ставит его первым стихам такую оценку: «Маскарадный экзотизм». В стихах действуют: Оссиан. Летучий Голландец. Помпей у пиратов. «Мореплаватель Павзаний с берегов далеких Нила»… Античная когорта: Цезарь, Август, Ганнибал… Воины Агамемнона. «Мадонны и Киприды»… Большой гимназический набор. Плюс внеклассное чтение: Ганнон Карфагенянин, князь Сенегальский, Синдбад-Мореход и летучий Улисс. Первоначально все это и впрямь укладывается в круг чтения мечтательного гимназиста, - но экзотические горизонты завораживают Гумилева и в зрелости: «сумасшедшие своды Валлгаллы», таинственный Занзибар, фантастический «брат Алжира, Тунис»… Плач о Леванте, плач об Индии, плач о Персии, плач о черной Африке… «Царскосельский Киплинг» - называли Гумилева. В четко очерченном, голографически рельефном театре гумилевской лирики заметна внешняя скудость русской темы. И это при том, что тот же Иннокентий Анненский чутко улавливает за экзотическим маскарадом - «стихийно-русское искание муки», а мука эта - от невозможности связать искомую идеальную гармонию - с реальной русской жизнью. Георгий Адамович свидетельствует: «О России он думал постоянно». В стихе России нет. Это отсутствие, быстро замеченное современниками, заставляет их приписать Гумилева скорее к «французской», чем к «славянской» почве, что, впрочем, для 1900-х и 1910-х годов отнюдь не звучит разоблачением, а напротив, как бы и комплиментом: знаком признания «европейского уровня» стиха. В таком отрешенно-всесветном духе выдержаны дореволюционные лирические сборники Гумилева: «Путь конквистадоров» (1905), «Романтические цветы» (1908), «Жемчуга» (1910), «Чужое небо» (1912), «Колчан» (1915) - эти книги Гумилев издает в Санкт-Петербурге, в Париже и вновь в Санкт-Петербурге в паузах между поездками в Египет, Абиссинию и Сомали с целью изучения быта африканских племен (собранные коллекции Гумилев передает Музею антропологии и этнографии). Однако хотя в стихах Гумилева много Африки и мало России, - русская боль чувствуется. Русь возникает как знак обреченности романтического идеала, как символ покорности обстоятельствам. Это глушь, грусть, отречение от жизни. Это мир, последовательно противостоящий всему, что Гумилев признает и проповедует. В излюбленном его мире царит солнце - ослепительное и всепоглощающее. С первого опубликованного стиха (1902 год, «Тифлисский листок») до пистолетной вспышки последнего мгновенья огненным столпом проходит через тексты «свет беспощадный, свет слепой…». Гумилевское солнце первоначально загорается от рассыпанных искр Константина Бальмонта, которым юный Гумилев увлечен. У самого Гумилева солнце не столько греет, светит и радует, сколько прожигает мир насквозь: «Костер», «Огненный столп» - названия его книг; пожар, запекшиеся губы, рубины, жаркая кровь - сквозные мотивы. Солнце сверкает, играет, испепеляет. Мир в лучах солнца «сыплется», бликует, дробится; он живет отсветами; он у Гумилева - розовый, или, точнее, «розоватый», тянущийся к солнцу и сжигаемый солнцем. Вот пример этого взрыва красок и чувств из классического стихотворения «Капитаны»: … И, взойдя на трепещущий мостик, Вспоминает покинутый порт, Отряхая ударами трости Клочья пены с высоких ботфорт,

Или, бунт на борту обнаружив,

Из-за пояса рвет пистолет,

Так что сыпется золото с кружев,

С розоватых брабантских манжет…

Тут не просто собирательный образ первопроходца, где слились фигуры Гонзальво и Кука, Лаперуза, Васко да Гама и Колумба, - это образ мироздания, бунтующего и рассыпающегося под ударами Рока.

Огненную запаленность мироздания Гумилев противопоставляет поэтике Александра Блока и символистов. На поверхности литературной борьбы это неприятие осознается сторонниками Гумилева как бунт четкости против расплывчатости. Символизм в их понимании - это когда некто некогда говорит нечто о ничем… А надо давать ясные имена вещам, как это делал первый человек Адам. Термин «адамизм», выдвинутый Гумилевым, не принят - принят придуманный про запас сподвижником Гумилева Сергеем Городецким термин «акмеизм» - от греческого слова «акме» - высшая, цветущая форма чего-либо. Вдохновителем и вождем направления остается тем не менее Гумилев.

Он создает «Цех поэтов» и становится его «синдиком», то есть мастером. В 1913 году в статье «Наследие символизма и акмеизм» он объявляет, что символизм закончил свой «круг развития». Пришедший ему на смену акмеизм призван очистить поэзию от «мистики» и «туманности», он должен вернуть слову точное предметное значение, а стиху - «равновесие всех элементов».

Помимо стихов, в которых реализуется эта программа, Гумилев разрабатывает ее в критических статьях - он публикует их непрерывно с 1909 года; до 1917 года он ведет в журнале «Аполлон» постоянную рубрику «Письма о русской поэзии», где откликается на все сколько-нибудь заметные поэтические события того времени. Собранные после его смерти и изданные в 1923 году, эти статьи представляют собой свод художественных принципов, во многом подкрепивший претензии акмеизма на место в истории русской лирики: акмеизм остается в истории как одно из ярчайших направлений поэзии Серебряного века, противостоящее и символизму с его мистическими туманами, и футуризму с его утопическими проектами. Однако живое и перспективное развитие поэзии определяется не деятельностью тех или иных «цехов», а судьбой великих поэтов, втянутых в эти «цеха». В акмеизме это: Гумилев, Ахматова, Мандельштам; в футуризме: Хлебников, Пастернак, Маяковский; в символизме - Блок, внутренней полемикой с которым во многом определяется путь Гумилева. Блок и Гумилев видят мир по-разному, в известном смысле диаметрально противоположно. Можно сказать, что Блок сопрягает, а Гумилев расщепляет; что Блок видит Целое, а Гумилев - распад Целого, что Блок переполнен, а Гумилев воспален, опустошен, выжжен. Для Блока стихи Гумилева - что-то, имеющее лишь «два измерения», что-то «выдуманное», а то и «пустоватое». Для Гумилева стихи Блока - иллюзион, морок, или: как он сказал, «царственное безумие, влитое в полнозвучный стих». Безумие для Гумилева - главное зло, роковая порча для четкого, взнузданного, горько-трезвого, жертвенного и мужественного разума. В этом безумии нет ничего завораживающего, и возмездие за него должно быть страшно: Созидающий башню сорвется, Будет страшен стремительный лет, И на дне мирового колодца Он безумье свое проклянет… Эти гениальные строки были процитированы Александром Солженицыным в романе «Август 1914-го» в пору, когда имя Гумилева было еще под запретом. В чем их магия? В том, что отчаяние - это обратная сторона безоглядной веры. Отчаяние Гумилева - от невозможности поверить в мираж, в тот экзотический мираж, который он же сам и возводит. Другие поэты Серебряного века - верят в свои видения;" их «переполненность», эмоциональная избыточность, «туманная красота запредельности - от того, что в глубине души они безгранично уверены в неотменимой реальности мечтаемого ими мира, будь то мир избы, как у Клюева, или мир коммуны, как у Маяковского, или «европеизм» Северянина или «Русь» Есенина, - мир схвачен невидимым «серебряным поясом», он все-таки реален, хотя и искажен. Гумилев реального мира не знает изначально, он знает только его романтические идеальные контуры. Он бредит формой, потому что не видит содержательной воплощенности мира. А не видит именно потому, что ждет от мира слишком идеальной полноты, слишком «знакомой». Хочет строить на «каменьях», а кругом - «песок». Сыплющееся золото. Мир Гумилева слишком тверд и потому хрупок. Сквозной мотив его поэзии - поединок. Роковой. Часто с другом. С любимым человеком. С женщиной. Мне из рая, прохладного рая, Видны белые отсветы дня… И мне сладко - не плачь, дорогая, - Знать, что ты отравила меня… Сквозной мотив - восстание, бунт природных сил против безумств человека. Гул стихий. Неизбежность катастрофы. Комет бегущих дымный чад Убьет остатки атмосферы, И диким ревом зарычат Пустыни, горы и пещеры. Сквозной мотив - гибель. Скорая и неотвратимая. И умру я не на постели, При нотариусе и враче, А в какой-нибудь дикой щели, Утонувшей в густом плюще… Писали: не угадал… Какой «плющ» в чекистских подвалах? Нет, как раз угадал. Обвиненных по «таганцевскому делу» в 1921 году не в подвалах казнили - их вывезли «на природу» и заставили рыть яму… не тут ли и проявил Гумилев поразившее расстрельщиков самообладание - копая себе в зарослях «дикую щель»? Другие кричали, просили пощады… Он - нет. Он изначально и непоправимо - в ином мире: в воображенном мире природной ясности, трагической отрешенности и обреченного духа, торопящего события: Как некогда в разросшихся хвощах Ревела от сознания бессилья Тварь скользкая, почуя на плечах Еще не появившиеся крылья, - Так век за веком - скоро ли, господь?.. Не прикованный ни к веку, ни к стране, дух вопрошает Бога о смысле и, не услышав ответа, ждет, когда свершатся пророчества, и весь этот лживый мир рухнет, и яд жизни будет, наконец-то, выжжен из космической бездны. Ужели вам допрашивать меня, Меня, кому единое мгновенье - Весь срок от первого земного дня До огненного светопреставленья? Ужели и чекистскому следователю товарищу Якобсону в 1921 году так отвечал на допросах? Или, не пряча презрительных глаз, спокойно соглашался, что - монархист, и что революции - «не заметил»? С точки зрения вечности, все это, конечно, преходящий узор: монархии, республики, революции, контрреволюции. Для духа, реющего в пустыне, все это не более, чем «кубы, ромбы да углы». Большевики, люди углов, носители кубиков и ромбов, - знали, кого убивают? По глубинной сути, у Гумилева было куда больше прав стать основоположником советской литературы, чем даже у Маяковского, - именно потому, что поэзия Гумилева - героическая поэзия по первоначальной установке, это поэзия долга, жертвенного служения, поэзия идеала - без ломания себя до меняющихся политических лозунгов. Однако идеал развоплощен, он не может ни в чем реализоваться. Ни в одной реальной «стране», ни в одном «действительном явлении», ни в одной странице наличного бытия Гумилев этой воплощенности не признает. Именно потому, что идеал его изначально слишком жестко связан с устоявшимися формами, со «старым режимом», или, как сам Гумилев замечает, этот идеал слишком «знаком». Настолько «знаком», что никогда не может узнать сам себя в реальности. Гумилев «не узнает» Россию во вставшей из кровавого хаоса Советской Республике - как и реальную старорежимную Россию он отказывался признать за блоковскими туманами. По броскому, но точному определению исследовательницы позии Гумилева Марины Тимониной, он не хотел замечать ни Свиной, ни Святой Руси: Свиная была неинтересна, а Святая неосуществима. То есть: место России - свято, а России - нет. Ты прости нам, смрадным и незрячим, До конца униженным, прости! Мы лежим на гноище и плачем, Не желая божьего пути… Это и есть у Гумилева реальная Россия - развоплощенная, не обретшая облика - Россия гнилая, распутинская: …Светы и мраки, Посвист разбойный в полях, Ссоры, кровавые драки В страшных, как сны, кабаках. И это извечно, фатально и необоримо. И это - исчерпывает тему России: в идеале: Золотое сердце России Мерно бьется в груди моей. В реальности: Русь бредит богом, красным пламенем, Где видно ангелов сквозь дым… В принципе бог - есть, и ангелы видны. Но проклятье висит над миром. И над старым миром самодержавной России, и над Советской Россией, в которой Гумилев прожил четыре последних года жизни. Эти четыре года он продолжал работать лихорадочно. Он успел опубликовать при Советской власти несколько сборников стихов: «Фарфоровый павильон», «Костер», «Огненный столп». Последняя книга, признанная впоследствии лучшей, вышла за считанные недели до ареста поэта и его гибели. Гумилева казнили безвинно. Но не беспричинно. Со стороны палачей причина ясна: после подавления Кронштадтского восстания власть хотела дать противникам режима острастку на будущее. На страх всем, кто вздумал бы попробовать еще. Профессорам, так профессорам, поэтам, так поэтам: гнилая интеллигенция должна усвоить урок. Дело об антисоветском заговоре профессора Таганцева, сфабрикованное в Петрограде в 1921 году, - такой урок. Что могло замешать в это дело Гумилева? Его принципиальная позиция зафиксирована мемуаристами (он этого не писал и не мог писать, но - говорил): - Никаких заговоров! Большевики - типичные каторжники, и взяли они власть крепко. Запад заговорщикам не поможет - в случае чего большевики всегда бросят Западу какую-нибудь «кость»: награбленного-то ведь не жалко. А внутри страны на любых заговорщиков непременно и немедленно донесут: шпиономанией пронизано все сверху донизу. И потому антисоветские заговоры - безумие. Но тогда - откуда «причастность» Гумилева к группе Таганцева и описанное теми же мемуаристами злосчастное сцепление обстоятельств: написанная Гумилевым прокламация, которую он по забывчивости «заложил в книгу» и «не мог найти», а чекисты при обыске - нашли? Психологически понятно: прокламация была - в защиту кронштадтских повстанцев. Тут, видимо, и земляческая солидарность сработала (Гумилев - уроженец Кронштадта), и человеческое сочувствие (по городу шли грузовики, набитые сдавшимися матросами, те кричали «Братцы, помогите, расстреливать везут!»). Что еще подвело: Гумилев был уверен, что его «не тронут». Он полагал, что в случае чего его защитит имя. Он думал, что если монархические симпатии признавать открыто и честно, то это - лучшая защита. Такой принцип вполне срабатывал в студиях «Пролеткульта» и в «Балтфлоте», где Гумилев вел занятия и читал лекции и где гогочущие слушатели принимали «монархизм» мэтра как здоровую шутку или чудачество. В Чека это не прошло. Между прочим, узнав об аресте, пролетарии в Чека все-таки позвонили - узнать, в чем дело. Им - по телефону же - посоветовали по-хорошему: в это дело не соваться. Без них разберутся! Разобрались быстро: записали в протоколы допросов высказывания подследственного. То ли спровоцировав его на принципиальную дискуссию, то ли расположив к дружеской откровенности (как расположили к тому чекисты словоохотливого профессора Таганцева, и тот простодушно назвал потенциальных участников «заговора» - Гумилева в их числе). Дату казни засекретили. Известен только месяц: август 1921 года.

Шестьдесят пять лет имя Гумилева оставалось под строжайшим официальным запретом. Не называя этого имени вслух, советские поэты: Николай Тихонов, Эдуард Багрицкий, Владимир Луговской, Константин Симонов - подхватили стилистику и возродили пафос своего убитого вдохновителя: музыку романтической преданности идеалу, верности долгу, офицерской чести, наконец. Поэты послевоенной Оттепели тоже присягнули Гумилеву, и тоже тайно: в 1967 году Владимир Корнилов написал «в стол» стихотворение, напечатать которое он смог только во времена Гласности:

Три недели мытарились,

Что ни ночь, то допрос…

И ни врач, ни нотариус,

Напоследок - матрос.

Он вошел черным парусом,

Уведет в никуда…

Вон болтается маузер

Поперек живота.

Революция с «гидрою»

Расправляться велит,

И наука не хитрая,

Если схвачен пиит. …

Не отвел ты напраслину,

Словно знал наперед:

Будет год - руки за спину

Флотский тоже пойдет,

И запишут в изменники

Вскорости кого хошь,

И с лихвой современники

Страх узнают и дрожь. …

Вроде пулям не кланялись,

Но зато наобум

Распинались и каялись

На голгофах трибун,

И спивались, изверившись,

И не вывез авось… И стрелялись, и вешались,

А тебе не пришлось.

Царскосельскому Киплингу

Пофартило сберечь

Офицерскую выправку

И надменную речь. …

Ни болезни, ни старости

Ни измены себе

Не изведал и в августе,

В двадцать первом,

Встал, холодной испарины

Не стирая с чела,

От позора избавленный

Пероградской Ч. К.

Гумилев Николай Степанович - русский поэт (1886−1921). Гумилев Н.С. родился 15 апреля 1886 года в семье корабельного врача. В 1900 году, когда Николай был еще ребенком, его отец получил отставку. Семья переехала в Царское село, а затем в Тифлис. В 1903 году Гумилев с семьей вернулся в Царское село, и поступил на учебу в седьмой класс местной гимназии.

В 1902 году было опубликовано первое стихотворение Гумилева, ныне утерянное. По причине плохой успеваемости, Николай Гумилев окончил гимназию в двадцать лет. В последний год обучения он выпустил свой первый стихотворный сборник «Путь конкистадоров».

После окончания гимназии Николай Гумилев по настоянию своего отца поступил в Морской корпус и отправился в трехмесячное дальнее плавание. Однако, по другим источникам, Гумилев учился в Московском университете, где занимался французской литературой, но по непонятным причинам обучение так и не закончил.

В 1907 и 1908 годах Гумилев прослушивал лекции по литературе в Парижской Сорбонне. Там он организовал издательство журнала «Сириус», в котором печатались его рассказы и стихи под различными псевдонимами. Другим автором журнала была его однокурсница Анна Горенко, которая впоследствии стала его любящей и верной супругой. В будущем, она стала знаменитой поэтессой, взяв себе псевдоним «Анна Ахматова».

Знаменательным для поэта становится 1911 год. В этот период поэт стал предводителем нового течения в литературе, возглавив собственный «Цех поэтов». Перед Первой мировой войной Николай Гумилев ведет активный образ жизни, издавая литературные журналы и встречаясь с другими поэтами.

Во время Первой мировой войны Гумилев стал добровольцем гвардии уланского полка. В январе 1915 года он был награжден Георгиевским крестом 4-й степени. После войны, присягнувший царю, Гумилев остается монархистом даже при Советской власти. Он не скрывал своих убеждений ни от студентов, которым читал лекции, ни от чекистских следователей.

В августе 1921 года Гумилев был приговорен к смертной казни. Точная дата казни была засекречена и до сих пор остается неизвестной. Казнили Гумилева безвинно. Шестьдесят пять лет после казни, имя Николая Гумилева оставалось под строжайшим официальным запретом. Сегодня его произведения известны практически в любой стране и изучаются в большинстве школ.

Жизнь и творчество известного русского поэта Николая Степановича Гумилева протекали в непростых исторических и социальных условиях. Будучи представителем литературного течения акмеизма, Гумилев выпустил несколько сборников стихотворений, самые известные из которых "Путь конквистадоров, "Романтическое цветы, "Жемчужина, "Чужое небо, "Колчан, "Костери "Огненный столпвошли в сокровищницу "серебряного века"

К началу 1910-х годов в литературном процессе возникает новое течение, отразившее новые эстетические тенденции в искусстве «серебряного века» и получившее название «акмеизм» (от греч. akme — высшая степень чего-либо; расцвет; вершина; острие). Акмеизм возник в кружке молодых поэтов, поначалу близких символизму. Стимулом к их сближению была оппозиционность к символистской поэтической практике, стремление преодолеть умозрительность и утопизм символистских теорий. К наиболее видным представителям нового течения относились Н.С. Гумилев, А.А. Ахматова, О.Э. Мандельштам, С.М. Городецкий, М.А. Зенкевич, В.И. Нарбут.

В октябре 1911 года было основано новое литературное объединение — «Цех поэтов», руководителями которого стали Н.С. Гумилев и С.М. Городецкий. Название кружка указывало на отношение участников к поэзии как к чисто профессиональной сфере деятельности. «Цех» был школой формального мастерства, безразличного к особенностям мировоззрения участников.

Творчество выдающегося поэта, одного из основателей «Цеха поэтов» стало примером преодоления эстетической доктрины акмеизма.

Николай Степанович Гумилев родился 3 апреля 1886 года в Кронштадте в семье морского врача. Ранее детство будущий поэт провел в Царском Селе, куда родители переехали после увольнения отца с военной службы. Там он учился в царскосельской гимназии, директором которой был И.Ф. Анненский. В эту пору завязывается дружба Николая сначала с Андреем Горенко, а затем с его сестрой Анной, будущей поэтессой Ахматовой, которой он начинает посвящать свои лирические стихи.

Гумилев начинает писать стихи с двенадцати лет и помещает в гимназическом рукописном журнале свой первый рассказ. Когда его семья в 1900 году переезжает на Кавказ, он увлеченно пишет стихи о Грузии и о ранней любви. Первое стихотворение Гумилева, напечатанное в тифлисской газете (1902), носит романтический характер и рисует устремившегося из «городов в пустыню» лирического героя, которого влекут к себе неуспокоенные «люди с пламенной душой» и с «жаждою добра» («Я в лес бежал из городов…»).

Гумилев начал свой путь в литературе в момент расцвета символистской поэзии. Не удивительно, что в его ранней лирике весьма ощутима зависимость от символизма. Интересно, что будущий акмеист следовал в своем творчестве не за хронологически ближайшим себе поколением младосимволистов, но ориентировался на поэтическую практику старших символистов, прежде всего К.Д. Бальмонта и В.Я. Брюсова. От первого в ранних стихах Гумилева — декоративность пейзажей и общая тяга к броским внешним эффектам, со вторым начинающего поэта сближала апология сильной личности, опора на твердые качества характера.

Однако даже на фоне брюсовской лирической героики позиция раннего Гумилева отличалась особой энергией. Для его лирического героя нет пропасти между действительностью и мечтой: Гумилев утверждает приоритет дерзких грез, вольной фантазии. Его ранняя лирика лишена трагических нот, более того, Гумилеву присуща сдержанность в проявлении любых эмоций: сугубо личный, исповедальный тон он оценивал в это время как неврастению. Лирическое переживание в его поэтическом мире непременно объективируется, настроение передается зрительными образами, упорядоченными в стройную, «живописную» композицию.

Гумилев и поэты его поколения гораздо больше доверяли чувственному восприятию, прежде всего зрительному. Эволюция раннего Гумилева — постепенное закрепление именно этого стилевого качества: использование визуальных свойств образа, реабилитация единичной вещи, важной не только в качестве знака душевных движений или метафизических прозрений, но и (а порой и в первую очередь) в качестве красочного компонента общей декорации.

В 1905 году в Петербурге Гумилев опубликовал первый сборник стихов «Путь конквистадоров » . Этот юношеский сборник великолепно отражал романтическую настроенность и складывающийся героический характер автора: книга была посвящена отважным и сильным героям, весело идущим навстречу опасностям, «наклоняясь к пропастям и безднам». Поэт прославляет волевую личность, выражает сою мечту о подвиге и геройстве. Он находит для себя своеобразную поэтическую маску — конквистадора, смелого покорителя дальних земель («Сонет») . Это стихотворение автор считал программным. В нем он уподобляет самого себя древним завоевателям, осваивающим новые земные пространства: «Как конквистадор в панцире железном, / Я вышел в путь…». В стихотворении воспевается мужественный поединок со смертью и неустанное движение к намеченной цели. Написанное в форме сонета, оно интересно прославлением смелого риска, отваги, преодоления преград. При этом герой Гумилева лишен хмурой серьезности, грозной сосредоточенности: он шагает «весело», «смеясь» невзгодам, отдыхая «в радостном саду».

Но в стихотворении обнаруживается и другая тема, в нем открывается его другой план. Гумилев относил к «конквистадорам» и завоевателей, «наполняющих сокровищницу поэзии золотыми слитками и алмазными диадемами». В стихотворении говорится, следовательно, об открытии новых поэтических материков, о мужестве в освоении новых тем, форм, эстетических принципов.

Сборник был замечен виднейшим поэтом-символистом В. Брюсовым, который поместил в своем журнале «Весы» рецензию на первый опыт начинающего автора. Этот отзыв, окрыливший юношу, стал поводом для начавшейся активной переписки поэтов, и дальнейший рост Гумилева в значительной степени определился воздействием В. Брюсова, которого молодой автор называл своим учителем.

В 1906 году Гумилев оканчивает гимназию и затем проводит около трех лет в Париже, где издает журнал «Сириус», пишет ряд новелл («Принцесса Зара», «Золотой рыцарь», «Скрипка Страдивариуса») и публикует сборник стихов «Романтические цветы» (1908) . В сборнике было еще много поэтической пестроты, немало красивостей, искусственных цветов («сады души», «тайны мгновений»), но и было то, что заявлено в первом слове названия, — романтика. Вдохновительница поэта — Муза Дальних Странствий. Лирический герой стихов странствует «следом за Синдбадом-Мореходом», блуждаю по незнакомым водам, и ему видится орел с красным оперением, швыряющий путешественника на камень. Ему грезится «тайная пещера» Люцифера, где стоят высокие гробницы. Поэт противопоставляет современной серости красочный миро прошлого. Отсюда — обращение к далеким Ромулу и Рему, Помпею, окруженному пиратами, императору «с профилем орлиным». Здесь немало от «неоромантической сказки». Недаром именно так называется одно из стихотворений сборника. Красочность передается многочисленными определениями, обозначающими цвета.

Однако среди этих образов, рожденных пылким воображением, встречаются картины, подсмотренные в самой действительности. Многие персонажи экзотического характера увидены поэтом во время его первого африканского путешествия. Так, в сборнике оказываются стихи, посвященные каирским матросам и детям, озеру Чад, носорогу, ягуару, жирафу. Но что особенно важно, поэт учится изображать этих героев своей лирики предметно, объемно, выпукло («Гиена», «Жираф»). В. Брюсов, высоко оценивая сборник, отметил эту готовность Гумилева «определенно вычерчивать свои образы», быть точным, объективным, внимательным к форме.

По возвращении в Россию (1908) Гумилев поступил в Петербургский университет, активно сотрудничал в газетно-журнальной периодике, основал «Академию стиха» для молодых поэтов. В 1909-1913 годах совершил три путешествия в Африку. В 1910 году он женился на А.А. Горенко (разрыв с ней произошел в 1913 г., официальный развод — в 1918 г.).

Свое поэтическое развитие Гумилев продолжил в следующем сборнике — «Жемчужина» (1910) , — посвященном В. Брюсову. Это тоже книга романтических стихов. Автор подчеркнул преемственность с предыдущим сборником, введя в структуру новой книги стихи из предыдущего сборника. Вновь появляются излюбленные герои поэта. Это конквистадор, скитающийся без пищи в горах, ныне постаревший, ищущий прибежища в уютном жилище, но по-прежнему дерзкий и спокойный («Старый конквистадор»), другой покоритель пространств, бредущий по скалам («Рыцарь с цепью»), экзотические животные («Кенгуру», «Попугаи»). Усиливая живописность стихов, Гумилев нередко отталкивается от произведений изобразительного искусства («Портрет мужчины», «Беатриче»), побуждающих его к описательности. Другим источником образности становятся литературные сюжеты («Дон Жуан»), мотивы стихов символистов (Бальмонта, Брюсова).

Нельзя не отметить в сборнике большей упругости стиха, отточенности поэтической мысли, которые потом будут чувствоваться в «Капитанах». Гумилев робко намечал пути, которые приведут его к сборникам «Чужое небо» и «Костер».

В начале 1910-х гг. Гумилев стал основателем нового литературного течения — акмеизма. Принципы акмеизма во многом были результатом теоретического осмысления Гумилевым собственной поэтической практики. Ключевыми в акмеизме оказались категории автономии, равновесия, конкретности. «Место действия» лирических произведений акмеистов — земная жизнь, источник событийности — деятельность самого человека. Лирический герой акмеистического периода творчества Гумилева — не пассивный созерцатель жизненных мистерий, но устроитель и открыватель земной красоты.

От пышной риторики и декоративной цветистости первых сборников Гумилев постепенно переходит к эпиграмматической строгости и четкости, к сбалансированности лиризма и эпической описательности.

На 1911-1912 гг. пришелся период организационного сплочения и творческого расцвета акмеизма. Гумилев издал в это время свой самый «акмеистический» сборник стихов — «Чужое небо» (1912) . Здесь чувствуется умеренность экспрессии, словесная дисциплина, равновесие чувства и образа, содержания и формы. В книгу вошли стихи поэта, публиковавшиеся в 1910-1911 годах в «Аполлоне».

Надо сказать, что в сборнике по-прежнему ощутимы романтические мотивы. Поэт широко пользуется контрастами, противопоставляя возвышенное и низменное, прекрасное и безобразное, добро и зло, Запад и Восток. Мечта резко противостоит грубой реальности, исключительные характеры — обыденным, рядовым персонажам («У камина»). В другом стихотворении сборника — «На море» — ярко рисуется романтический пейзаж в устойчивых традициях русских поэтов-маринистов. К закатной поре морской простор постепенно меняет свой буйный облик, волны утрачивают «гневные гребешки». И все же упрямый воинственный бурун (волна, разбивающаяся о надводные или подводные препятствия в отдалении от берега) непокорно вздымается вверх, и поэт находит для его характеристики меткие определения: он «буйный», «сумасшедший». Но такой же непокорностью отличается и челнок, оснащенный парусом. Он так же «весел», как гумилевский конквистадор, он тоже завоевывает морские пространства.

В книге в целом отчетливо сказались акмеистические черты поэзии Н. Гумилева: яркая изобразительность, повествовательность, тяготение к раскрытию объективного мира, ослабленность музыкального и эмоционального начал, подчеркнута бесстрастность, выразительность описаний, множественность ликов лирического героя, ясный взгляд на мир, адамистическое мироощущение, классическая строгость стиля, равновесие объемов, точность детали. Чтобы поддержать и усилить акмеистическую тенденцию своего сборника, Н. Гумилев включил в него переводы пяти стихотворений Теофиля Готье. В книгу вошел также цикл «Абиссинские песни», который показывает, как существенно изменился подход Гумилева к передаче экзотического мира. Особняком в сборнике стоят поэмы «Открытие Америки» и «Блудный сын», а также одноактная пьеса «Дон Жуан в Египте».

В сборнике чувствуется очевидный уход автора от российской темы. Впрочем, один из разделов книги Гумилев посвятил своей соотечественнице Анне Ахматовой, которая в 1910 году стала женой поэта. К семнадцати стихотворениям этого раздела можно добавить еще одно — «Из логова змиева», которым завершается первая часть сборника. Это произведение весьма характерно для любовной лирики поэта того периода — оно создает весьма условный и иронически окрашенный образ женщины. Казалось бы, лирическому герою надо радоваться, что рядом с ним «веселая птица-певунья», но он горестно жалуется на свою злополучную судьбу.

Сборник «Чужое небо» вызвал множество положительных откликов, сделав имя его автора широко известным и принеся ему репутацию мастера.

Одной из главных характеристик творчества Гумилева можно назвать культ мужественного риска , который нашел свое воплощение в его произведениях многих жанров. Это очерки о путешествии в Африку (1913-1914), «Африканский дневник» (1913), рассказы «Африканская охота» (1916) и «лесной дьявол» (1917).

С началом первой мировой войны поэт поступил добровольцем в уланский полк, за участие в боевых действиях был награжден двумя Георгиевскими крестами. О своем участии в боях поэт рассказал в «Записках кавалериста» (1915-1916).

Жизнеутверждающий пафос живет в новом сборнике стихов «Колчан» (1916) , вышедшем в разгар первой мировой войны. Здесь, как и у многих поэтов тех дет, звучат трубные зовы победоносной битвы, участие в которой автор воспринимает как высшее предназначение и благо (стихотворения «Война», «Наступление»). Но наряду с этим пафосом в сборнике Гумилева возникают страшные зарисовки военной мясорубки, человеческого месива, тления. При этом в «Колчане» были не только воинственные «стрелы». Здесь встречаются стихи, передающие жизнь души («Я не прожил, я протомился…»), близкие к интимному дневнику поэта; тут немало произведений, воссоздающих вехи мировой культуры, что было важным и значимым для акмеизма.

В сборнике «Костер» (1918) , куда вошли стихи, созданные в 1916-1917 годах, поэт продолжает исследовать пласты мировой культуры. На этот раз он обращается к античному искусству, создавая гимн Нике Самофракийской, находящейся в Лувре, представляя ее «с простертыми вперед руками». В этой же книге стихов Гумилев воссоздает в своем воображении Норвегию, соотнося ее людей и пейзажи с образами Ибсена и Грига; Швецию и ее «смятенный, нестройный Стокгольм». Но здесь же вызревает и русская тема. Многие особенности этого сборника можно обнаружить в стихотворении «Осень»: «Оранжево-красное небо… / Порывистый ветер качает / Кровавую гроздь рябины». Закономерно среди стихов о родных просторах, рябиновой осени, «медом пахнущих лугов» детства возникают строки об искусстве иноков и озарениях Андрея Рублева, его иконах и фресках.

Революционные события в России застали Н. Гумилева во Франции. Оттуда он переезжает в Англию, в Лондон, где работает над повестью «Веселые братья». В этот период он по-новому подходит к вопросам литературы, считая, что русские писатели уже преодолели период риторической поэзии и ныне настала пора словесной экономии, простоты, ясности и достоверности.

Возвратившись в 1918 году через Скандинавию в Петроград, Гумилев энергично включается в тогдашнюю бурную литературную жизнь, от которой уже длительное время был оторван войной. Он открыто говорил о своих монархический пристрастиях и словно не замечал разительных перемен в стране. Он тяжело пережил распад первой семьи, но напряженнейшая творческая работа помогла ему залечить душевную рану. Поэт печатает новую поэму — «Мик» — на африканскую тему, повторно издает ранние сборники стихов, увлеченно работает в издательстве «Всемирная литература», куда был привлечен Горьким и где заведует французским отделом; сам организовывает несколько издательств, воссоздает «Цех поэтов», руководит его филиалом — «Звучащей раковиной»; создает петроградское отделение «Союза Поэтов», став его председателем.

Три последних года жизни поэта (1918-1921) были необычайно плодотворны в творческом отношении. Гумилев много переводит, выступает на вечерах с чтением своих стихов, теоретически осмысляет практику акмеизма, издает в Севастополе сборник «Шатер», вновь посвященный африканской теме (это была последняя книга, напечатанная при жизни автора), создает «Поэму Начала» (1919-1921), в которой обращается к философско-космогонической теме.

Поэт подготавливает к печати и новый значительный сборник стихов — «Огненный столп» . В него вошли произведения, созданные в течение трех последних лет жизни поэта, преимущественно философского характера («Память», «Душа и тело», «Шестое чувство» и др.). Название сборника, посвященного второй жене Гумилева Анне Николаевне Энгельгардт, восходит к библейской образности, ветхозаветной «Книге Неемии».

Среди лучших стихотворений новой книги — «Заблудившийся трамвай» , самое знаменитое и одновременно сложное и загадочное произведение. В этом стихотворении можно выделить три основных плана. Первый из них — рассказ о реальном трамвае, которые проделывает свой необычный путь. Безостановочно мчатся вагоны по рельсам и быстрый бег трамвая превращается в полет — реальность сменяется фантастикой. Необычно уже то, что трамвай «заблудился». Символика этого «блуждания» проясняется, когда мы постигаем второй план стихотворения. Это поэтическая исповедь лирического героя о самом себе. И лирический герой, и автор пророчат свою близкую смерть. Оба намеченных плана сближаются. В своих духовных исканиях и в своей семейной жизни поэт заблудился так же, как и его трамвай, на подножку которого он вскакивает.

Третий план стихотворения носит философско-обобщенный характер. Жизнь предстает то в буднях, то в праздничном сиянии, то она выглядит прекрасной, то безобразной, то идет по прямым рельсам, то вращается по кругу и возвращается к своей исходной точке. Все три плана этого стихотворного шедевра удивительно переплетены в единое целое.

Поразительно предсказание Гумилева «своей» необычной смерти: «И умру я не на постели, / При нотариусе и враче, / А в какой-нибудь дикой щели, / Утонувшей в густом плюще…» подтвердилось.

3 августа 1921 года он был арестован органами ЧК, обвинен в участии в контрреволюционном таганцевском заговоре и 24 августа расстрелян вместе с еще шестьюдесятью привлеченными по этому делу. Однако документального подтверждения этого участия в сохранившихся материалах следствия не обнаружено.

После гибели поэта вышли его лирический сборник «К синей звезде» (1923), книга гумилевской прозы «Тень от пальмы» (1922), а много позже — собрания его стихотворения, пьес и рассказов, книги о нем и его творчестве.

Не будет преувеличением сказать, что Гумилев внес огромный вклад в развитие русской поэзии. Его традиции продолжили Н. Тихонов, Э. Багрицкий, В. Рождественский, В. Саянов, Б. Корнилов, А. Дементьев.

Конквистадоры — участники испанских завоевательных походов в Южную и Центральную Америку.

В статье использованы материалы книг «Литература. Справочник абитуриента» по общей редакцией В.Е. Красовского и «Русская литература XX века» Е.С. Роговера

П: Николай Степанович Гумилев прожил яркую, но короткую жизнь. Несправедливо обвиненный в антисоветском заговоре, он был расстрелян. Погиб на творческом подъеме, полный ярких замыслов, признанный Поэт, теоретик стиха, активный деятель литературного движения. Свыше 60 лет его произведения не переиздавались, имя умалчивалось. Только в 1987 году открыто сказали о его невиновности.

Вся жизнь Н.Гумилева необычна, увлекательна, свидетельствует о силе духа удивительной личности.

Каковы пути формирования неординарной личности Н. Гумилева?

Цель: Для этого познакомимся с жизненным и творческим путем Поэта и создадим воображаемую книгу по биографии и творчеству Н. Гумилева.

Вот ее страницы.

Вехи жизни Гумилева

Детство. Юность и первые произведения.
Самая большая любовь.
Путешествия.
Участие в I мировой войне
Деятельность после Октябрьской революции.

Каждую страницу воображаемой книги готовила творческая группа учащихся. Ребята обращались к биографии, воспоминаниям современников, критическим и научным статьям. Собранные ими материалы будут представлены вам.

Ваша задача – записать основные факты жизни и творчества Н. Гумилева.

1 страница – Детство, юность, первые произведения (1886-1906)

Работать, гнуть, бороться!
И легкий сон мечты
Вольется
В нетленные черты.

Н. Гумилев. “Искусство”

Николай Степанович Гумилев родился 3 апреля 1886 года в семье корабельного врача в Кронштадте. В ночь его рождения был шторм. Старая нянька увидела в этом своеобразный намек, сказав, что у родившегося будет бурная жизнь. Она оказалась права. У Гумилева была необычная судьба, талант поэта, которому подражали, он любил путешествия, которые стали частью его жизни. Наконец, он создал литературное направление – акмеизм.

В 1887г. семья переехала в Царское Село, где Николай стал учиться в Царскосельской гимназии, затем – гимназии Петербурга, а когда в 1900г. семья переезжает в Тифлис, – в тифлисской гимназии.

Особым пристрастием к наукам Гумилев не отличался ни в детстве, ни в юности. С детства Николай мечтал путешествовать, недаром его любимыми лекционными дисциплинами были география и зоология. С упоением он предавался игре в индейцев, чтению Фенимора Купера, изучал повадки животных.

С 5 лет рифмовал слова, будучи гимназистом сочинял стихи, в которых главное место отводилось экзотике, приключениям, путешествиям, мечтам о необычном.

В 1903г. семья возвращается в Царское Село, Гумилев привозит альбом стихов – подражательных, романтичных, искренних, которые сам высоко ценил и даже дарил девушкам.

Гумилев опять посещает Царскосельскую гимназию, он подружился с директором – Иннокентием Анненским, который воспитывал в учениках любовь к литературе и поэзии. Ему Гумилев подарит свой первый настоящий сборник стихов. Памяти его посвящены замечательные строки благодарного ученика:

Я помню дни: я, робкий, торопливый,
Входил в высокий кабинет,
Где ждал меня спокойный и учтивый,
Слегка седеющий поэт.

Десяток фраз, пленительных и странных,
Как бы случайно уроня,
Он вбрасывал в пространство безымянных
Мечтаний – слабого меня…

Детство заканчивалось. 18 лет. Гумилев был в неопределенном состоянии: с одной стороны, – ученик 7-го класса, разрисовывавший стены комнаты под подводный мир, а с другой – 18 лет… А это что-нибудь да значит.

Но сам этой неопределенности не ощущал, т.к. занят был главным – делал себя .

Современники описывают “белобрысого самоуверенного юношу, внешне крайне некрасивого, с косящим взглядом и шепелявой речью”. В юности с подобной внешностью недолго впасть в комплекс неполноценности, озлобленности. Но Гумилев поставил перед собой цель – стать героем, бросившим вызов миру. От природы слабый, робкий, он приказал себе стать сильным и решительным. И стал. Позднее о его характере будут говорить как о твердом, надменном, очень уважающим себя. Но его все любили и признавали. Он сделал себя.

В детстве, вопреки физической слабости, старался верховодить в игре. Быть может, и стихи стал сочинять из жажды славы.

Всегда казался спокойным, ибо считал недостойным показывать волнение.

В 1905 году вышел скромный сборник стихов Н. Гумилева под названием “Путь конквистадоров”. Гумилеву только 19 лет.

– Кто такие конквистадоры?

Конквистадоры –

1) испанские и португальские завоеватели Центральной Южной Америки, жестоко истребляющие местное население;

2) захватчики.

– Прочитайте стихотворение “Я конквистадор в панцире железном…” В каком образе предстает лирический герой? Что вы можете о нем сказать?

В первой строке лирический герой заявляет, что он конквистадор. Можно сказать, открыватель новых земель, его отличает активность, жажда подвига:

Тогда я сам мечту свою создам
И песней битв любовно зачарую.

И тут же герой заявляет, что он “пропастям и бурям вечный брат”.

– Что можно сказать о лирическом герое других стихов сборника?

Герой стихов то гордый король, то пророк, но всегда это мужественная личность, он стремится многое узнать, почувствовать. Стихи даже мужественно звучат.

– Н. Гумилев сумел воплотить в стихах первого сборника собственный характер – сильный, смелый. Поэт и его герой стремятся к новым впечатлениям.

Маска завоевателя в 1 сборнике не случайный образ, не дань юношеским мечтам, а своего рода символ сильного, надменного героя, который всем бросает вызов. Таким сильным героем хотел стать Н. Гумилев.

Поэт никогда не переиздавал сборник. Но вождь символистов, поэт В. Брюсов, дал благосклонный отзыв: Книга – “только путь нового конквистадора” и что его победы и завоевания впереди, а также отметил, что в сборнике есть и несколько прекрасных стихов, действительно удачных образов.

1906 г. Гумилев закончил гимназию.

В 1908 году Гумилев публикует второй сборник стихов – “Романтические цветы”. И. Анненский, перечисляя достоинства книги, отметил стремление к экзотике: “Зеленая книжка отразила не только искание красоты, но и красоту исканий.

А для Гумилева это было время исканий. Первый сборник “Путь конквистадоров” был декадентским, второй сборник “Романтические цветы” – был символистским. Но главным для поэта было то, что он взошел еще на одну ступеньку самоутверждения.

2 страница – Самая большая любовь (1903-1906,1918).

И ты ушла в простом и черном платье,
Похожая на древнее распятье.

Н. Гумилев

Приводим отрывок сочинения ученицы, которое создано на основе сообщения на эту тему.

Самые замечательные страницы жизни Н. С. Гумилева.

Н. Гумилев – удивительный мастер слова, основатель литературного течения акмеизм.

Его биография показалась мне очень интересной, а совсем новым стал для меня факт, что поэт являлся мужем знаменитой русской поэтессы Анны Андреевны Ахматовой.

24 декабря 1903 года в Царскосельской гимназии, где тогда учился молодой Гумилев, он познакомился с Анной Горенко – будущей поэтессой А. Ахматовой. Произошло это вот как. Николай Гумилев с братом Дмитрием покупали рождественские подарки и столкнулись с общей знакомой Верой Тюльпановой, которая была с подругой. Дмитрий Гумилев стал говорить с Верой, а Николай остался со светлоглазой и хрупкой девушкой с черными и длинными волосами и с таинственной бледностью лица. Вера их познакомила:

– Моя подруга, Анна Горенко, учится в нашей гимназии. Мы живем с ней в одном доме.

Да, Аня, я забыла тебе сказать: Митя у нас капитан, а Коля пишет стихи.

Николай гордо посмотрел на Аню. Она не сказала, что сама пишет стихи, а только попросила:

– А не могли бы Вы прочесть что-нибудь из ваших.

– Вам нравятся стихи? – спросил Гумилев. – Или Вы из любопытства?

– Нравятся, но не всякие, а только хорошие.

Я конквистадор в панцире железном,
Я весело преследую звезду,
Я прохожу по пропастям и безднам
И отдыхаю в радостном саду.

– Ну, что, хорошие?

– Только немного непонятные.

Вторая их встреча произошла вскоре на катке.

На Пасху 1904 года Гумилевы давали бал, в числе приглашенных гостей была Анна Горенко. С этой весны начались их регулярные встречи. Они вместе посещали вечера в ратуше, залезали на Турецкую башню, смотрели гастроли Айседоры Дункан, были на студенческом вечере в Артиллерийском собрании, участвовали в благотворительном спектакле и были даже на нескольких спиритических сеансах, хотя относились к ним весьма иронически. На одном из концертов Гумилев познакомился с Андреем Горенко, братом Анны. Они подружились и любили обсуждать стихи современных поэтов.

В 1905 году Анна с матерью и братом переезжают в Евпаторию. В октябре этого же года Гумилев издает первую книгу стихов “Путь конквистадоров”.

Вскоре Николай уезжает в Париж и становится студентом Сорбонны. В начале мая 1907 года Гумилев отправился в Россию для отбытия воинской повинности, но был освобожден по причине астигматизма глаз. Тогда он отправился в Севастополь. Там, на даче Шмидта, Горенко проводила лето.

Гумилев делает Анне предложение, но его ждет отказ. Он решает свести счеты с жизнью, пытаясь утонуть, но остается живым и невредимым. Поэт возвращается в Париж, где друзья пытаются отвлечь его от грустных мыслей. Вскоре в Париж приехал Андрей Горенко и остановился, естественно, у Гумилева. Были рассказы о России, о юге, об Анне. Снова надежда… Постепенно настроение Николая стало выправляться, и уже в октябре, оставив Андрея в своей комнате на попечении друзей, он вновь уехал к Анне. И опять отказ… Гумилев вернулся в Париж, но скрыл свою поездку даже от семьи. Но от себя ему было не уйти, так что не случайна и новая попытка самоубийства – отравление. По рассказу А. Н. Толстого, Гумилев был найден без сознания в Булонском лесу. Ахматова, узнав об этом от брата, прислала Гумилеву великодушную успокоительную телеграмму. Искорка надежды вспыхнула снова. Боль отказов, согласий и снова отказов Анны приводила Николая в отчаяние, но так или иначе он продолжал писать. В начале 1908 года выходит книга стихов “Романтические цветы”, посвященная А. Ахматовой. 20 апреля Гумилев вновь приезжает к ней. И снова ему отказ. 18 августа 1908 года поэт был зачислен студентом на юридический факультет. А в сентябре он уезжает в Египет…

По возвращении он продолжил учебу. А 26 ноября 1909 года в гостинице “Европейская” вновь сделал предложение А. Ахматовой и на этот раз получил согласие. 5 апреля 1910 года Гумилев подал прошение ректору университета разрешить ему вступить в брак с А. Ахматовой. Разрешение было получено в тот же день, а 14 апреля – и разрешение уехать в отпуск за границу. 25 апреля в Николаевской церкви села Никольская Слободка произошло венчание с потомственной дворянкой Анной Андреевной Горенко, ставшей Гумилевой. Но даже после брака любовь их была странной и недолговечной.

3 страница – Путешествия (1906-1913)

Я пойду по гулким шпалам
Думать и следить
В небе желтом, в небе алом
Рельс бегущих нить.

Н. Гумилев

Отрывок сочинения на основе сообщения на эту тему.

Сочинение.

Самые замечательные страницы жизни Н. Гумилева.

И вот вся жизнь! Круженье, пенье,
Моря, пустыни, города,
Мелькающее отраженье
Потерянного навсегда.

Н. Гумилев

Николай Степанович Гумилев – это необыкновенный человек с редкой судьбой. Это один из величайших поэтов серебряного века. Но он был и неутомимым путешественником, изъездившим много стран, и бесстрашным воином, не раз рисковавшим жизнью.

Талант поэта, смелость путешественника привлекали к нему людей, внушали уважение.

Путешествия Гумилева – это одна из ярких страниц его жизни. В детстве у него родилась страстная любовь к путешествиям. Недаром он любил географию, зоологию. Фенимор Купер – любимый писатель Гумилева. Семья мальчика много переезжала, и он имел возможность видеть другие города, другую жизнь. Гумилевы жили сначала в Кронштадте, затем в Царском Селе и около 3-х лет в Тифлисе. После окончания царскосельской гимназии в 1906г. поэт уезжает в Париж, где собирается учиться в Сорбонне.

Навсегда запомнил поэт свое 1-ое путешествие в Египет (1908г.). А в 1910 г. он добирается до центра африканского континента – Абиссинии. В 1913 г. Гумилев возглавляет экспедицию Российской Академии наук в эту страну. Экспедиция была тяжелой, долгой, но она познакомила с нравами, обычаями местных жителей. Вынесенные впечатления окупили трудности.

Гумилева тянет в экзотические, мало изученные страны, где приходится рисковать жизнью. Что же заставляет его совершать эти путешествия? Современники отмечали молодость его души: ему будто всегда было 16 лет. К тому же им владело огромное желание познать мир. Поэт понимал, что жизнь коротка, а в мире столько интересного. Но главное, что Гумилев привозил из путешествий, – массу впечатлений, тем, образов для стихов. В сборнике “Романтические цветы” Гумилев рисует образы экзотических зверей – ягуаров, львов, жирафов. А его герои – капитаны, флибустьеры, открыватели новых земель. Даже названия стихов поражают широтой географических названий: “Озеро Чад”, “Красное море”, “Египет”, “Сахара”, “Суэцкий канал”, “Судан”, “Абиссиния”, “Мадагаскар”, “Замбези”, “Нигер”. Гумилев увлекался зоологией и собирал чучела экзотических животных, коллекции бабочек.

4 страница – участие в I мировой войне(1914-1918).

Николай Степанович постоянно искал испытаний характера. Когда начинается I мировая война, Гумилев, несмотря на полученное освобождение, записывается добровольцем в лейб-гвардии уланский полк охотником, как тогда их называли. Война – это стихия Гумилева, полная риска и приключений, как Африка. Гумилев ко всему относился очень серьезно. Добившись зачисления в армию, он совершенствовался в стрельбе, езде и фехтовании. Служил Гумилев прилежно, отличался храбростью – о том говорит быстрое продвижение до прапорщика и 2 Георгиевских креста – IV и III степеней, которые давались только за мужество. Современники вспоминали, что Гумилев в дружбе был верен, в бою – отважен, даже безрассудно храбр. Но и на фронте он не забывал о творчестве: писал, рисовал, вел споры о поэтике. В 1915г. вышла книга “Колчан”, в которую поэт включил то, что создал на фронте. В ней Гумилев раскрыл свое отношение к войне, говоря о ее тяготах, смерти, муках тыла: “Та страна, что могла быть раем, стала логовищем огня”.

В июле 1917г. Гумилев получил назначение в экспедиционный корпус за границу, прибыл в Париж. Он хотел попасть на Салоникский фронт, но союзники его закрыли, затем и Месопотамский.

В 1918г. в Лондоне Гумилев оформил документы для возвращения в Россию.

5 страница – Творческая и общественная активность в 1918-1921гг.

И умру я не в постели
При нотариусе и враче…

Н. Гумилев

По возвращении на Родину начался самый продуктивный период жизни Гумилева. Это объясняется соединением расцвета физических сил и творческой активности. Вне России, наверное, Гумилев не смог бы стать метром русской поэзии, классиком серебряного века. С 1918г. и до гибели Гумилев – одна из видных фигур русской литературы.

Поэт включился в напряженную деятельность по созданию новой культуры: читал лекции в институте Истории искусств, работал в редколлегии издательства “Всемирная литература”, в семинаре пролетарских поэтов, во многих других областях культуры.

Поэт рад вернуться к любимому делу – литературе. Один за другим выходят поэтические сборники Гумилева:

1918 г. – “Костер”, “Фарфоровый павильон” и поэма “Мик”.

1921 г. – “Шатер”, “Огненный столб”.

Писал Гумилев и прозу, драмы, вел своеобразную летопись поэзии, занимался теорией стиха, откликался на явление искусства других стран.

М. Горький предлагает стать редактором “Всемирной литературы”, где стал формировать поэтическую серию. Гумилев буквально объединил вокруг себя всех петербургских поэтов, создал петроградский отдел “Союза поэтов” , Дом поэтов, Дом искусств. Он не сомневался в том, что сможет возглавить литературную жизнь Петрограда. Н. Гумилев создает 3-ий “Цех поэтов”.

Творческая и общественная деятельность Гумилева сделала его одним из самых значительных литературных авторитетов. Выступления в институтах, студиях, на вечерах принесли ему широкую известность и сформировали широкий круг учеников.

Сборник “Костер”, (1918г.) – самая русская по содержанию из всех книг Гумилева, на ее страницах видим Андрея Рублева и русскую природу, детство поэта, городок, в котором “крест над церковью взнесен, символ власти ясной, Отеческой”, ледоход на Неве.

В последние годы он много пишет африканских стихов. В 1921г. они войдут в сборник “Шатер”. В эти годы Гумилев осмысливает жизнь, учит читателей любить родную землю. И жизнь и землю он видел бескрайними, манящими своими далями. Видимо, по этому и вернулся к своим африканским впечатлениям. Сборник “Шатер” является примером огромного интереса поэта к жизни других народов. Вот как он пишет о реке Нигер:

Ты торжественным морем течешь по Судану,
Ты сражаешься с хищною стаей песков,
И, когда приближаешься ты к океану,
Середины твоей не видать берегов.

На тебе словно бисер на яшмовом блюде,
Расписные узорные пляшут ладьи,
И в ладьях величавые черные люди
Восхваляют благие деянья твои…

Русский поэт восхищается землею, давшей его родине прародителя великого А. С. Пушкина. (Стих “Абиссиния”).

3 августа 1921г. Н. Гумилев арестован по подозрению в участии в заговоре против Советской власти. Это было так называемое “таганцевское дело”.

24 августа 1921г. Петроград. Губчека приняла постановление о расстреле участников “таганцевского заговора” (61 человек), в том числе Н. Гумилева.

Участие его в заговоре не установлено. Ни одной контрреволюционной строчки Гумилев не напечатал. Политикой не занимался. Гумилев стал жертвой культурного террора.

35 лет прожил поэт. Сейчас наступила его 2-ая жизнь – возвращение к читателю.

П: Подведем итоги .

Личность Гумилева необыкновенно яркая. Это талантливый поэт, смелый путешественник и отважный воин. Детство протекало в спокойной, ничем не замечательной обстановке, но самовоспитание закалили характер Гумилева.

Домашнее задание:

1. Написать сочинение на тему: “Самые замечательные страницы из жизни Н. Гумилева”. (Рассказать о понравившемся этапе жизни Н. С. Гумилева, обосновать свой выбор.